Датский король - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Корнев cтр.№ 80

Лицо отца Антипы просветлело, в глазах искрилась благодарная радость христианина, почуявшего родственную, чистую душу. Видевший такое преображение, Сеня поразился: «За весь вечер этот инвалид, может быть, первый, кто нисколько не лукавил, ничего не скрыл, не требовал себе. Так, наверное, праведники исповедуются. И батюшка тоже это видит!»

— Крепись, чадо, сил не теряй! — батюшка даже встрепенулся. — Свой долг Отечеству ты уже отдал сполна, а что креститься не можешь, так за тебя теперь Ангел-Хранитель крестится, ты только молись, сын мой, как и прежде, духа не угашай! Обращайся и к заступнику нашему Чудотворцу Николаю, и к Тихону Задонскому — в бесовских обстоятельствах он защитит. Твоя молитва непременно услышана будет — душа у тебя легкая, без ущерба, помыслы добрые. Да и грехи-то твои велики ли? Бог простит, и аз, недостойный иерей, прощаю, семейство твое да не оставит Господь Милосердный.

Отец Антипа что-то быстро вложил в руку офицеру. Тот сначала ничего не понял, потом разжал кулак, и художник разглядел на его ладони смятый четвертной билет.

— К чему это, отче? Разве я за подаянием? Не нищий я! Не надо этого! — Инвалид был растерян, почти оскорблен.

— Это не подаяние, а воздаяние! — не терпящим возражения тоном сказал батюшка. — Ты муки за Веру принял, так не погнушайся сим даром — Никола Милостивый преумножит его многократно. Пойди теперь, чадо мое, и приложись к его Святому образу.

Офицер опустился на колени, поцеловал руку пастыря и только потом, не поднимая головы, отошел «приложиться». На несколько минут в храме воцарилась умиротворяющая тишина, так что можно было расслышать шелест перелистываемых страниц молитвослова да потрескиванье свечей в паникадилах.

Не заметив, как допел до конца акафист великому Христову Святителю, подхваченный волной общего покаяния, Арсений вдруг почувствовал, что обжег руку — догорела свечка. Подул на пальцы, огляделся. Женщина, которой он подпевал, все еще держала зажженную свечу. «Странно! Моя потухла первой, а она ведь раньше зажгла». У художника опять засосало под ложечкой. Тут он увидел такое, чего никак не ожидал здесь увидеть: исповедники, получив отпущение грехов, прикладывались к стоявшей рядом большой иконе в новой драгоценной ризе. Арсения не удивил дорогой оклад, не удивило и то, что икона изображала Николая Угодника — мало ли в русских храмах богато убранных образов великого святителя? Зато другое просто ошарашило: это был образ, совсем недавно написанный им самим — Арсением Десницыным! Роковой лик невозможно было спутать ни с каким другим.

Художник медленно, обуздывая колотившееся сердце, отошел в сторону, прижался спиной к холодной колонне. Крестясь, он повторял про себя два слова: «Господи, помилуй!» Его охватил легкий озноб, тревожные мысли роем неслись в голове — было жутко. Арсений опять ощутил мучительную богооставленность, но креститься не перестал. И тут подошла Она! Та, над чьим портретом работал, забыв самого себя. Женщина, ради которой он уступил искусу.

Теперь Ксения участливо вглядывалась в его лицо. Арсений растерянно, еле слышно спросил:

— Чем обязан? Что-то случилось, мадемуазель?

Она покраснела из-за неловкости положения:

— Простите… мне показалось, что это с вами нехорошо… Выходит, я ошиблась. Прошу прощения за беспокойство!

Ксении захотелось оставить в покое болезненного вида прихожанина, не желавшего чужого участия, но он предупредил ее уход:

— Постойте! Сейчас это пройдет. Главное, что я вас встретил. Я сейчас все объясню: мы с вами незнакомы, но однажды виделись именно в этой церкви. Это было недавно. Помните, еще служили акафист Тbхвинской Богоматери? Вы, конечно, не помните, или…

Столь быстрой реакции Арсений не ожидал:

— Отчего же, я узнала вас. Вероятно, и не подошла бы, если бы не узнала. Еще бы не запомнить: вы тогда так уставились на образ Николая Угодника, что я решила: вот стоит художник или какой-нибудь ценитель церковной живописи. Теперь невольно оказалась свидетельницей, как вы читали вслух акафист Святителю. Сейчас среди «просвещенных» людей нечасто встретишь кого-нибудь, кто бы так знал хотя бы «Символ веры», не то что акафист.

— Знаете, теперь многие интересуются допетровскими иконами, а их больше всего у старообрядцев и единоверцев, — зачем-то вставил Арсений.

Дама живо возразила:

— Но я прихожу сюда молиться. Это храм, а не музей, а вы меня удивили своим пристальным разглядыванием иконы, кажется, все детали изучили. Как в лупу смотрели!

— Наверняка решили, что я безбожный материалист?

Она молчала, словно знала, что новый знакомый даст ответ на свой вопрос.

— Я художник, вы это точно угадали, но православный: не хочу казаться умнее предков, тех, кто веками строил Россию, этот город. Конечно, среди передовой богемы модно сейчас посещать разные там антропософские общества, пускаться в философствования: где оно. Высшее Начало, и есть ли вообще… А я просто ВЕРУЮ! Какой в жизни смысл без Веры? Меня в детстве так воспитали — по старым, можно сказать, древним правилам. И вообще, я чувствую это у себя в крови… Еще Достоевский, помните, написал: «Без Веры гвоздя не выдумаете!» Теперь выдумщиков стало пруд пруди, а почвы-то иод ногами у них никакой, только заумные «измы» в голове.

Глаза Ксении светились радостью.

— Про безбожника вы сами за меня домыслили, и неверно — я ведь ничего подобного не сказала. Теперь могу признаться: вы мне запомнились, скорее, из-за своей необычной иконописной внешности. Я наверняка не первая вам это говорю. — Она вдруг поймала его взгляд. Он не был бесстыдным, обжигающедерзким, этот мужской взгляд, но была в нем нескрываемая нежность…

— А разве важно: первая, или я уже слышал подобное? Важно, что вы первая, от кого мне хотелось это услышать. Я разве что-то не то говорю? Если бы даже вы не узнали меня, я вас все равно узнал бы и в толпе на улице… Опять говорю лишнее… Пускай — я откровенен! Я знаю: вы — Ксения Светозарова, вы балерина Императорской сцены, но для меня это факт второстепенный в сравнении с тем, что мы все-таки встретились. Поверьте, здесь не совпадение, наша встреча — настоящее чудо!

Художник втайне надеялся, что она, конечно же, нашла сходство его внешности и лика на подаренной иконе, и теперь ждал: признается или нет?

Балерина вздохнула:

— Неудивительно, что вы меня запомнили. «Приму» Мариинского театра многие узнают. Думаете, это так приятно? Кто-нибудь издалека тычет в тебя пальцем или назойливо напрашивается на знакомство… Как я устала от глупого идолопоклонства! Я не о вас, конечно нет! В конце концов сама подошла к вам, не зная даже вашего имени… Безумно глупо!

— Меня зовут Арсений. Арсений Десницын.

— Да, Арсений, все это романтично, это не проза, но чудо — не слишком ли? Мое появление здесь сегодня не случайно только в том смысле, что я давно задумала пожертвовать что-нибудь этому приходу. Один поклонник подарил мне на днях замечательный образ Николая Угодника, и, безусловно, раздумывать не пришлось. — Ксения задумалась, помолчала. — Впрочем, как знать… А вдруг вы правы? Событие на самом деле промыслительное…