Тем не менее, в первые пятнадцать лет их семейной жизни жена Ура каждый год отправлялась бродить за пределами пещеры, безуспешно пытаясь приручить дикие растения, но каждый год они погибали то от засухи, то от обильных дождей, то из-за суровой зимы. Случалось, дикий медведь натыкался на полянку и клыками с корнем выкорчевывал все посадки. для Ура было совершенно ясно, что дикая трава не хочет расти там, где указывает эта упрямая женщина. И другие семьи, что делили с ними пещеру, занимались делом – искали дикие злаки всюду, где им выпадал шанс взойти, что и позволяло им нормально питаться. Но два года назад жена Ура нашла на дальнем берегу вади несколько упрямых ростков ячменя и смогла их пересадить на подходящую почву под покатым склоном скалы, так что даже в засушливое время со скалы стекало достаточно влаги, которая и позволила росткам выжить. И хотя зерна они дали немного, росли они там, где им и было указано, и к весне снова пошли в рост. Жена Ура сказала членам своей семьи: «Посмотрим, сможем ли мы выращивать зерно под скалой. Думаю, что там хорошая почва, которая придет к нам на помощь». Как эта упрямая женщина и предвидела, дикие злаки прижились.
Когда дочери минуло одиннадцать лет, жена Ура успокоилась – теперь она может выращивать зерно всюду, где захочет, и сочла необходимым снова заняться другой проблемой, над которой все время размышляла, но откладывала из-за споров с мужем. И неожиданно, без предупреждения, она сообщила ему:
– Мы должны покинуть пещеру и жить у источника. Там мы сможем ухаживать за зерном.
Кривоногий охотник снисходительно посмотрел на нее, словно она была ребенком, покусившимся на мед.
– Люди должны жить вместе, – объяснил он ей. – И вечерами собираться у огня. Когда охота подходит к концу, рассказывать истории.
– Почему ты всегда уверен в своей правоте? – спросила она. Ур уже был готов высмеять ее вопрос, но тут увидел выражение ее лица. Она была изящной женщиной с длинными черными волосами, и стоило Уру бросить взгляд на ее маленький решительный подбородок, как он вспоминал те радости, которые она доставляла ему, когда в лунном свете они лежали на скале, а потом смотрели на звезды. Как жена она работала не покладая рук и была нежной и заботливой матерью. Но она всегда была сильной личностью – отец Ура лишь с большим трудом перебил ее родичей, – и поэтому он не засмеялся, когда она повторила вопрос: – Почему ты считаешь, что по-твоему будет лучше?
– А где же мы будем жить… если в самом деле уйдем из пещеры? – возмущенно спросил он.
– В доме, – сказала она. – Со своими стенами и крышей.
– Первая же буря сдует его, – предупредил он.
– Дом моего отца буря не сдула.
– У вас не было таких бурь, как здесь, – отрезал он, положив конец спору.
Но несколько дней спустя, когда утром он повел своих охотников по следу серого оленя, Ур удивился, увидев, как его жена и сын работают на плоском клочке земли у родника.
– Что вы делаете с этими камнями? – спросил он.
– Строим дом, – ответила жена, и тут Ур увидел, что она выкладывает круг из камней. Пожав плечами в ответ на ее упрямство, он вместе с охотниками ушел в заросли, но в сумерках, возвращаясь в пещеру, он увидел у родника солидную кучу камней, которые стали началом какого-то основательного сооружения. Четыре дня спустя, снова возвращаясь с охоты, он увидел, как сын возводит у каменной стены частокол из стволов деревьев, доставленных из вади.
– А теперь что ты делаешь? – спросил Ур.
Слова сына дали понять, что и он решительно не поддерживает отца.
– Если из деревьев можно сделать стены, мы должны использовать их.
Ур заметил, что жена принесла из вади тростниковые стебли и сплела из них плотную крышу, под которой семья могла укрыться от солнца. И Уру не понравилось то, что он увидел.
К ночи он увел свою семью обратно в пещеру, где стал оживленно рассказывать историю этой своей охоты, но закончил повествование куда быстрее, чем обычно, ибо его беспокоили занятия жены и сына. Он любил эту прохладную и удобную пещеру у источника. Конечно, в ней было полно блох и воняло, но огонь был жарким, и знакомое окружение успокаивало. Последние семьдесят тысяч лет в этой пещере постоянно жили предки Ура, одно поколение сменяло другое, оставляя по себе скудные следы своего краткого и тяжелого бытия. Ур помнил, как мальчишкой он наткнулся в дальнем углу пещеры на давно забытый скелет, вмурованный в известняковую толщу. Она образовалась, когда дождевая влага просачивалась сквозь известняк. А в самой узкой части туннеля он нашел топор. Он был сделан из искусно оббитого куска кремня, над которым более двухсот тысяч лет назад трудилась сутулая фигура человекообразного существа. Порой в жизни Ура случались мгновения, когда он как бы чувствовал дух пещеры, где обитало их тесное сообщество – только свои, и никого из чужаков. Пещера давала силы тем, кто жил в ее пределах, и странная идея его жены и сына выстроить у источника отдельный дом для их маленькой семьи инстинктивно отвращала его. Люди должны жить все вместе, обоняя запахи друг друга и принося домой мед – для всех.
Особенно он любил те минуты, когда дюжина мужчин выбиралась из пещеры, готовясь к охоте, – двенадцать человек, ведомые единой волей, и часто воля эта была его. Он помнил, как еще мальчишкой удивлял старых охотников своим странным чутьем земли и способностью предсказывать, где укрывается животное. «Иди с нами и покажи, где прячется лев», – часто звали они его с собой, и он, присматриваясь к почти невидимым следам львиных когтей, вел их на запад от Ревущего моря и наконец, указывая на заросли, говорил: «Он там». В противоположном направлении он искал тропы, ведущие к морю Шепотов, и вел по ним своих людей в поисках оленей. Те панически срывались с места, когда Ур и его охотники шли по их следу. Но не так это было про сто. Охотникам Ура приходилось по три или четыре дня идти по следу льва, пока наконец зверь не забирался в укрытие, где они, вооруженные стрелами и копьями, вступали с ним в схватку.
Но самая лучшая часть любой охоты наступала, когда они нападали на след дикого вепря и шли по нему в далекие дикие места к югу от вади, где пещерные люди вступали в царство таинственных болот – острые шипастые лианы цеплялись за плечи, и вязкая грязь хватала за щиколотки. Несколько дней охотникам приходилось осторожно прокладывать путь сквозь топи, пока наконец, ко всеобщему восторгу, они не настигали чудовищного зверя, дикого кабана, весившего не менее шестисот фунтов, с блестящими клыками и свирепой мордой. И пусть даже они загнали его чуть ли не до смерти, охотники всегда опасались изогнутых лезвий его клыков, которые могли располосовать человека или швырнуть его в воздух. Для таких людей, как Ур, последний момент охоты на кабана.мог кончиться смертью, и он гордился, что в середине жизни, от двадцати до двадцати четырех лет, он нередко возглавлял своих охотников, указывая им, что делать и куда перемещаться на последнем этапе битвы.
Но сейчас дом у источника близился к завершению, и Ур переживал, что, когда он будет закончен, ему придется покидать пещеру и одиноко жить в доме, открытом штормам и ветрам. Дом, который строили его жена и сын, не отличался особыми удобствами, да и крыша в нем протекала. Он был беззащитен перед огнем, и порывы ветра легко проникали сквозь стены; но у него были огромные преимущества перед пещерой – он лучше проветривался, что было полезно для здоровья, в случае необходимости его можно было перенести в другое место или достроить. Дом можно было разместить поближе и к источнику и к полю. Но самое большое преимущество было в том, чего старик не мог предвидеть: в пещере предки Ура жили скорее как животные. Им приходилось обитать там, где располагалась подходящая пещера, и довольствоваться ее размерами; и в мыслях и в действиях они были ее пленниками, а когда люди старели, их убивали или оставляли умирать от голода, потому что пространство пещеры требовалось молодым семьям. Но, построив дом, Ур становился в нем хозяином, а дом – его слугой. И хотел он того или нет, ему придется привыкать к новому образу мышления.