Облака уплыли, и мрачные евреи расступились, давая проход на пристань улыбающемуся герцогу Поди.
– Прощай, Заки! – крикнул он. – Никто в Поди не питал к тебе злых чувств. Ты поступаешь очень глупо. – Но придет день, когда этот благородный человек претерпит унижения и гонения в своих же владениях из-за той помощи, что он оказал евреям в час их испытаний.
Было бы неверно утверждать, что в этот день 1541 года Заки, глядя на потемневшие лица своих друзей, точно предвидел, что их ждет, но он не сомневался, что случится нечто ужасное. Никто, даже его взбалмошная и верная жена, не мог понять причин, по которым к нему пришло озарение. «Если человек раз за разом вспоминает то, что вызывает у него ненависть, зло не замедлит прийти». Он обвел взглядом своих дорогих друзей, спутников его жизни, обреченных своей добродушной беспечностью, и заплакал.
Его жена, устыдившись последнего проявления его трусости, плакать отказалась. Но когда судно отошло от причала, она истерически закричала:
– Мы идем в Салоники!
В первые дни утомительного перехода она лишь держала дочерей при себе, но, когда мусульманские пираты стали угрожающе нагонять судно, тут и она заплакала:
– Для того ли ты взял нас в Салоники?
Она вызвала такой переполох, что капитан рявкнул:
– Ребе, заткни этой женщине рот – или я сдамся пиратам!
Заки подошел к жене и взмолился:
– Рашель, если уж мы покинули Италию, Бог теперь не бросит нас и мы не попадем в рабство.
Жена с таким неподдельным изумлением уставилась на него, что забыла о пиратах: ее муж продолжал нести чепуху, но, поскольку она уж вышла замуж за такого идиота, ей осталось только замолчать.
От пиратов удалось оторваться, но судну пришлось бросить якорь у берегов Северной Африки. В сапожниках тут не было нужды, и Рашель с девочками пришлось работать. Лишь спустя много лет они прибыли в Цфат.
2
Холодным зимним утром 1540 года жители города Аваро, что в Центральной Испании, нашли на порогах своих домов большой лист бумаги с печатным текстом. Святая инквизиция требовала, чтобы они сообщали обо всех, кто публично принял крещение как христианин, но втайне продолжает вести себя как еврей. Чтобы помочь выслеживать такое преступление, тут же приводился продуманный ряд признаков:
«Поставьте перед вашим соседом такие блюда, как свинину, кролика и морского угря, и, если он откажется от них, значит, он еврей.
Внимательно наблюдайте, чем ваш сосед занимается в пятницу. Накрывает ли он стол свежей скатертью? Зажигает ли он свечи по крайней мере за час до того, как это делают честные люди? Убирает ли его жена дом в этот день? Если вы поймаете его на этом, то вы имеете дело с евреем.
Поднимитесь в пятницу на крышу за два часа до заката и присмотритесь к каминным трубам города. Те, которые внезапно перестанут дымить с закатом, выдадут евреев. Немедля узнайте их имена.
Когда вы посетите дом соседа, посмотрите, не слишком ли часто он моет руки. Когда его жена замешивает хлеб, не бросает ли она кусочек теста в огонь? Если вы заметите хоть что-то из таких действий, сразу же сообщите о своем соседе, потому что он еврей.
Пусть ваш сосед и считается честным человеком, но не качает ли он головой вперед и назад, не сгибается ли временами в талии во время пребывания в церкви? Читает ли он псалмы, как честный человек, но не отказывается ли в конце повторять Gloria Patri? Не относится ли он с особым почтением к любым словам из Ветхого Завета? Не присыхает ли его язык во рту, когда он вынужден произносить «Во имя Отца, Сына и Святого Духа»? Если он что-то из этого делает, вы видите перед собой еврея.
С удвоенным вниманием следите за соседом во время Святого причастия. Честно ли он проглатывает облатку, как подлинный христианин, или пытается скрыть ее во рту, чтобы потом передать Сатане? Или же держит ее в губах и потом проглатывает ее, когда видит, что вы смотрите на него? Если он делает такие фокусы, запомните его имя.
Всегда сохраняйте бдительность. Если вы присутствуете при смерти соседа, убедитесь, не отворачивает ли он лицо к стене с последним вздохом. Если у соседа рождается сын, проверьте, не откладывает ли его жена на сорок дней возвращение к нормальной жизни. Убедитесь, не дано ли новорожденному втайне имя из Ветхого Завета. Попытайтесь осторожно посмотреть, не обрезан ли он. Изучайте все, что делает ваш сосед, и, если вам повезет, вы обнаружите еврея, а если вы восторжествуете над этим дьявольским отродьем, то тем самым окажете великую услугу».
Несколько дней спустя уважаемому наперснику короля Австрии и Испании Карла, советнику Диего Химено, чьи предки одиннадцать сотен лет жили в Испании как евреи, а в последнем веке – как перешедшие в христианство, довелось за едой поперхнуться кусочком свинины. По небрежности он позволил свинине упасть на пол и, видя, что она уже непригодна для еды, рассеянно наступил на нее пяткой. Сосед по столу ревниво заметил эти его действия и на следующий день окончательно убедился, что Диего Химено, вне всяких сомнений, – тайный еврей, потому что, как он заметил, здоровый и крепкий советник моет руки не менее трех раз в день, хотя истинно верующий человек так не поступает.
И как полагается, этот близкий друг зашел в резиденцию инквизиции и сообщил: «У меня есть серьезные основания подозревать, что Диего Химено – еврей». Доминиканец, который записывал все такого рода обвинения, удивленно вскинул брови. Хотя за последние несколько лет в сети инквизиции попали несколько видных граждан Аваро, в улове не было ни одного лица столь важного, как Диего Химено, и местное отделение инквизиции, доведись ей уличить такого достойного человека, обретет известность по всей стране. Тем не менее, старшие чины инквизиции, собравшись, стали дотошно допрашивать доносчика.
– Я уже довольно давно, – рассказал он им, – подозревал дона Диего, что он скрывает свое еврейство, но, лишь когда ко мне пришла бумага, рассказавшая, на что обращать особое внимание, я смог разоблачить его.
У самого комитета был гораздо более подробный перечень уловок, как поймать еврея, чем тот, что был распечатан, и его вопросы один за другим ставились перед возбужденным свидетелем, которого заставили припомнить все годы их дружбы с советником, пока все не пришли к заключению, что действия Диего Химено, которые он время от времени позволял себе, выдавали в нем скрытого еврея. Доносчик мог без всякой опаски выдвигать свои туманные обвинения, потому что по кодексу расследований инквизиции он никогда не представал лицом к лицу с человеком, которого обвинял, а также Химено никогда не ставили в известность, кто донес на него и в чем суть обвинения. В завершение нескольких часов разговора священники, ведущие следствие, поблагодарили соседа, а когда он ушел, сделали вывод: «Наконец мы поймали воистину крупную рыбу. Честь нам и хвала».
В тот же день стражники в мундирах инквизиции явились в резиденцию Химено. Ничего не говоря советнику, они арестовали его и доставили в узкую, грязную подземную камеру, где он в полной тишине и находился четыре месяца. Инквизиторы понимали, что дело против такого человека надо готовить с особым тщанием. Пусть даже сто лет назад у него были еврейские предки, он продолжал пользоваться большим влиянием при дворе, и его арест уже вызвал появление множества всадников, сновавших по дороге между Аваро и Веной. Наконец инквизиция была готова приступить к допросу заключенного, который проводился под большим секретом и весьма торжественно, но, поскольку Химено не сообщили, какие против него выдвинуты обвинения, он ни в чем не признался. И во второй день не удалось добиться прогресса, а также в третий, так что на четвертый день суд убедился, что доказать тайную приверженность Диего Химено к еврейству будет исключительно трудно.