Федор Апраксин. С чистой совестью - читать онлайн книгу. Автор: Иван Фирсов cтр.№ 60

Царь все-таки послал гонца Гордону, приказал возобновить атаку.

Обычно первый натиск наступающих, самый решительный и азартный, решает успех дела… Захлебнулась уже в сумерках и третья вылазка полков Гордона, тогда, не получив поддержки, отвел своих гвардейцев и казаков Апраксин…

На военном совете решили осаду снять и войскам отойти. Потери с обеих сторон были немалые, но больше всего царь горевал о гибели своих друзей-товарищей, потешных Григория Лукина и Якима Воронина.

«Его величество, — вспоминал Гордон, — был чрезвычайно печален, так как оба воспитывались вместе с ним. Его величество приходил ко мне и говорил, чтобы я был на похоронах».

Непогода в эти же дни ополчилась на людей и в далеком от Азова Архангельском, осенние штормы и ураганы на море схожи, что на севере, что на юге. Может, на севере поноровистее.

Ночью во вторую среду сентября с Беломорья на город обрушился небывалый ураганный ветер. Застигнутые врасплох купеческие суда и рыбацкие карбасы било ветром о причалы, крушило мачты. Наблюдал эту страшную картину и двинский летописец: «Сентября 8 в среду и те нощь и день, погода вельми была страшна и тою погодою и обуреванием у города Архангельского корабли с якорей рвало и на мель бросало, а иные о камень проломило, а так же и лодьи на берег заметало и барки, и дощаники и всякие суды с товаром и хлебом топило и разбивало и люди тонули и торговые мосты и с товары всякими разбило, так же и повозки немецкие с товары и со всяким питьем разбивало».

Только-только посадские люди опомнились, начали наводить порядок, подсчитывать убытки, как появилась новая, огненная беда. «Сентября 20 числа у города Архангельского, в пяток, в обеденное время, на Каменном Гостином дворе немецком загорелась среди двора, немецкая пенька и почал быть великий пожар и тем пожаром пеньки сгорело вельми многое число: сколько среди двора было, то все и погорело, так же и важня, и юфти и иных товаров сгорело многое число».

Тяжелый выдался год. Вернувшись с пожара, Апраксин разобрал почту и первым распечатал сверток с царской печатью. В пакете оказалась записка, всего в одну строку, с печальной вестью: «Якима Воронина и Григорья Лукина, пожалуй, помяни».

К горлу подступил комок, глаза повлажнели. Вспомнилось Плещеево озеро, юношеский задор молодых, полных сил сверстников царя. На верфи в Переславле тесали рядом топорами, ладили суда, несколько кампаний плавали вместе на построенных судах. В лихое время вставали стеной на защиту государя, хаживали с ним в Белое море.

Во все годы скуп был царь на излияния своих чувств и переживаний, никому их не высказывал, ни с кем не делился переболевшим. Одному Федору поверял сокровенное.

Много разных и непохожих друг на друга людей окружало Петра. Одних он приблизил сам, таких, как Лефорт, Меншиков, другие издавна поддерживали его в схватке за власть, подобно Ромодановскому, Стрешневу, Бутурлину, третьи льнули, предвкушая отдачу в будущем… Но равного Апраксину по душевной близости не было…

Панихиду по усопшим Воронину и Лукину служил в Успенском соборе сам архиепископ, помянули и всех погибших при урагане и пожаре. Церковный хор пел вполголоса, и под сводами собора лились тихие проникновенные звуки молитвенного песнопения «Со святыми упокой».

Среди забот помнил Апраксин и наказ Петра — прислать поскорей в Москву голландского мастера, который привез разобранную галеру. Минул с той поры месяц, но Вилим Мейер не соглашался ехать в Москву.

— Такого контракта я не подписывал в Амстердаме.

— Так мы составим новый контракт, — убеждал его Апраксин.

А Петр строго приказал доставить его чуть не силой. Без него никто не знал порядка сборки голландской галеры. К весне должны были быть на воде двадцать галер. Им и предназначалось взять в морскую блокаду Азов, лишить его подвоза припасов из Турции. Потому и торопил царь Апраксина.

В конце концов удалось уговорить Мейера, правда за очень кругленькую сумму, в два раза большую, чем получал Никлас.

Мейер отъехал вовремя. Из Москвы сообщили, что в Преображенском сотни плотников уже начали разделывать древесину для изготовления деталей галер. «Как же они так-то из сырых дерев заготовки ладят, — размышлял Апраксин, — к лету все рассохнется, покоробится, хлопот не оберешься с галерами. Видать, время торопит государя».

Спешили и в Двинском устье. Запахло зимой, Ледовитый океан заранее напомнил о своем суровом нраве.

Едва успел в воскресенье отойти от причалов последний купеческий караван, как ночью ударил мороз, сковало льдом все Двинское устье до Соломбалы. Через два дня повеяло теплом, часть судов успела выбраться на чистую воду, а другие так и остались зимовать на Двине.

«Октября 14-го и 15-го в понедельник Двина льдом остановилась и теми морозами у Архангельского, за островом 35 кораблей в заморозе остановились и стояли в Маймаксе реке. 16–17-го пошло тепло, вода растаяла. Октября 20-го числа почали морозы и теми морозами Двина паки остановилась».

Чем занимаются моряки в северных морях, когда их судно стоит в порту, в ледяном плену, прикованное намертво к причалу или к приглубому берегу? Днем находится работа: сбрасывают снег с палубы, скалывают ледяную кору с такелажа и снастей. Ежели на судне есть печки, то в кубриках тепло, и тогда живут на корабле. А в основном обитают на берегу кто где. Но вечерами собираются вместе в тавернах, австериях, трактирах, кабаках. В каждом приморском городе есть такие заветные места, которые притягивают, словно магнит, морских собратьев, без различия расы, происхождения и материального достатка.

Вспоминают прошлое, судачат обо всем, пьют за здоровье, кого-то помянут… Правда, не всегда звенит монета в кармане, зимой жалованье сокращают наполовину, а некоторых и совсем рассчитывают, иди куда хочешь… Выручают друзья, и приходится наниматься на любую работу. Но главное, дотянуть до весны, когда сойдет лед, с парусами без матроса не управишься…

В архангельских трактирах и тавернах прошел слух среди моряков: «Царь Петр начинает строить корабли. То ли в Москве, то ли в других местах».

Матросы Яна Флама рассказывали о своем земляке:

— Недавно затребовал царь мастера Мейера, по слухам, обещал хорошие деньги за работу. Хитрец Вилим поторговался и поехал, в Голландии он такую монету не зашибет.

— Что же, это неплохо, — рассуждали бывалые моряки, — на черный день лишняя монета не помешает, значит, мастеру повезло…

В это самое время в далеком от Архангельского города селе Преображенском на Федота, Федора и Матвея, когда землю устилал снеговой покров, сотни плотников начали ладить галеры и струги для нового похода на Азов.

Многому научили царя неудачи под Азовом. Уходил он необстрелянным бомбардиром; там, в осадных траншеях, впервые услышал свист не потешных, а вражеских пуль, разрывы грешат, грохот десятков орудий, поминутно изрыгающих смерть, испытал горечь поражения.

Одну из главных причин неудачи Петр определил верно — отсутствие у него морской силы, дававшее неприятелю полную свободу маневра со стороны моря. Потому-то спешно приступили в Преображенском к выделке частей для судов морского каравана по образцу галеры, доставленной из Архангельского. Собирать же галеры царь задумал в Воронеже. На каждую галеру требовался, кроме того, и экипаж матросов во главе с командиром. Где их взять? На Руси прежде таким делом не занимались. На военном совете Петр без долгих раздумий предложил: