Метеоры - читать онлайн книгу. Автор: Мишель Турнье cтр.№ 71

Догадываюсь, что Жан всячески оттягивал мое знакомство с Софи. Он должен был сомневаться в моей реакции, зная мою враждебность ко всему, что могло нас разделить. Но в конце концов он должен был подвергнуть себя этому испытанию.

Никогда не забуду эту первую встречу. Днем пронесся шквал, и еще долго бушевали ливни, умывшие и причесавшие наш край. Выйти можно было только вечером. Влажный воздух был свеж, и солнце уже скользило в светлый просвет между горизонтом и нагромождением туч, обливая нас своим мнимо жарким светом. Оставшиеся после отлива, отсвечивающие зеркальным блеском галечные поля вторили опустошенному небу.

Мы шли навстречу друг другу по опасной тропинке, огибающей скалы, он поднимался мне навстречу вместе с Софи с запада, а я спускался к пляжу. Мы молча остановились, я вздрагиваю и теперь, годы спустя, вспоминая жуткую торжественность этого противостояния. Софи долго и пристально всматривалось в мое лицо, в первый раз я был пронзен ударом копья отчуждения эта рана не зарастала уже, кровоточила месяц за месяцем, она была одновременно наградой и наказанием за мои старания снова обрести брата-близнеца. В ее взгляде было не только то безобидное изумление, отказывающееся верить собственным глазам, в которое впадали все впервые увидевшие нас, поражаясь нашему сходству. Сквозь столь знакомое нам потрясение я угадал нечто другое, непереносимое для меня, и назвал его про себя светом отчуждения, отчуждающим меня от самого себя, жгучая горечь которого меня мучает до сих пор. Близко сойдясь с Жаном, она узнала обо мне все, а я ничего не знал о ней. Я был изучен вдоль и поперек, заинвентаризирован — без взаимности, обеспечивающей равновесие и элементарную справедливость в отношениях двух людей… Женщина, изнасилованная во сне или в обмороке незнакомым мужчиной, позже, встретив его, может быть, испытывает похожее чувство утраты. Конечно, она узнала Жана лишь настолько, насколько ей позволяла ее непарная природа, которая всегда носит узко утилитарный характер, Софи неспособна к расширению своего пространства, ее свет и тело ограничены. Ясно, что обычные партнеры способны только к неполноценным радостям, они не могут раствориться друг в друге — каждому из них мешает собственное, наглухо замкнутое, одиночество. Для меня это было слишком. Я читал в ее взгляде, что она сжимала меня, обнаженного, в объятиях, знала их вкус. Она знала — хоть это была только иллюзия — о тайном ритуале нашего общения. А для меня она была незнакомкой! Неужели Жан полагал, что ревность восстановила меня против Софи? Я едва мог поверить, что ему становится чужда интимность нашего союза, что он видит теперь все глазами непарного до такой степени, что ему не понять — речь идет не о нем, а о Жан-Поле, целостность нашей ячейки — вот что я защищаю!

Молодой человек представляет брату свою невесту. Молодая девушка и ее будущий деверь обмениваются незначительными репликами, оживлены с виду мнимо дружеской беседой, а в глубине души — холодный ужас отрицания, неприятия воздвигнутого между нами фальшивого родства. Жан и Софи, соединяясь, воздвигли хрупкую конструкцию над бездной двойничества, так победительно, так заразительно, что я вынужден был притворно подыгрывать им. Из нас троих Жан держался естественнее всех, несомненно потому, что уже много лет назад, еще с помощью бесстыжей Малаканте, — пытался усвоить поведение непарного… Только рядом с Софи он осмелился открыто играть эту роль. В моем присутствии все становилось труднее, но пока ему удавалось спасти ситуацию. Для Софи мое появление было настоящим шоком, его нельзя было объяснить застенчивостью юной девушки или тривиальным изумлением перед нашим сходством. Нет, причина этого потрясения была более серьезной, более ранящей — я догадался об этом потому, что и сам был ранен, — и эта причина давала повод надеяться.

Софи

Я струсила. Я сбежала. Может быть, я буду жалеть об этом всю жизнь, спрашивая себя, что случилось бы, не отступи я от края пропасти. Как знать? Я была слишком юной тогда. Сейчас все было бы по-другому.

При первых встречах Жан показался мне совершенно незначительным. Это было вскоре после войны. Стараясь убедить себя, что трудное время позади, юноша развлекался. Это была эпоха «вечеринок-сюрпризов». Каких уж сюрпризов? Не было ничего более предсказуемого, чем эти вечеринки, проходившие по очереди у кого-нибудь из нашей компании. Я сначала не обратила внимания на этого юного блондина, невысокого, с милым лицом, которое, казалось, никогда не состарится. Все любили его потому, что он больше всех был привязан к нашему кружку, больше всех одержим командным духом. Я должна была догадаться, что излишнее рвение к общности, страстное желание «быть приобщенным» происходило из тайного страха перед невозможностью «быть приобщенным». Жан в свои двадцать пять лет был неофитом коллективной жизни. Я думаю, он таким и остался, так и не сумел интегрироваться в какое-нибудь сообщество.

Он начал интересовать меня не раньше, чем я заметила в нем растущую личность, судьбу, которая должна бы меня испугать, она означала опасность, будущий матримониальный провал. Препятствие, которое я предчувствовала, поначалу меня возбуждало, ведь тогда я не могла понять его масштаба.

В тот раз наша вечеринка была у него дома. Эта огромная и суровая квартира, расположенная в великолепном месте — на острове Св. Людовика, произвела сначала на меня сильное впечатление. Тишина как будто испокон веков была хозяйкой в этих комнатах с высокими потолками, на паркетах в стиле маркетри, в узких окнах, за которыми угадывался пейзаж из камней, листьев и воды. Жан изо всех сил старался рассеять эту давящую атмосферу, он завел пластинки с модным «горячим» джазом и заставил всех нас сдвигать мебель к стенкам, чтобы освободить место для танцев. Он объяснил, что это была гарсоньерка его отца, куда тот приезжал, чтобы развеяться от монотонной бретонской жизни. Первый раз он при мне упомянул о своей семье. Мы много допоздна танцевали, пили и смеялись. Ночью мне вдруг понадобилась моя сумка, я нашла ее в комнате, служившей гардеробом. Случайно ли Жан появился там в этот момент? Он вошел, когда я приводила себя в порядок. Мы уже прилично захмелели, поэтому я нисколько не удивилась тому, что он обнял и поцеловал меня.

— Вот, — сказала я наконец довольно наивно, показывая сумку, которую не успела отложить, — я нашла то, что искала.

— Я тоже, — ответил он, смеясь, и поцеловал меня снова.

На камине в двойной стеклянной рамочке стояла фотография, на которой был запечатлен симпатичный, слегка самодовольный человек с ребенком, который не мог быть никем иным, как Жан.

— Это ваш отец? — спросила я.

— Да, это мой отец, — сказал он. — Он умер довольно молодым, несколько лет назад. А малыш — мой брат Поль. Папин любимчик.

— Как он похож на вас!

— Да, все нас путают, даже мы сами. Мы — настоящие близняшки. Когда мы были совсем маленькими, нам вешали на запястья цепочки с нашими именами. Конечно, нам доставляло большое удовольствие меняться ими. Мы делали это очень часто. И в конце концов мы уже сами не знали, кто — Поль, а кто — Жан. И вы бы никогда не догадались…

— Ну так что из того? — ответила я упрямо. — Ведь это чистая условность, правда? Давайте договоримся, начиная с этого вечера, что вы — Жан, а ваш брат… А где он сейчас?