Гардемарины. Канцлер - читать онлайн книгу. Автор: Нина Соротокина cтр.№ 91

Комната, в которой происходил разговор, была длинной, в три окна. Два из них были прикрыты шторами, в третье окно было видно звездное весеннее небо. Между окон стояли два столика с золотыми принадлежностями для письма. Перед тем, как упасть на колени, Екатерина цепким взглядом поймала глубокий, похожий на таз поднос с письмами. Показалось ли ей или там действительно лежали ее собственные письма?

— …жизнь моя здесь никому не нужна, я только доставляю неприятности вам, только делаю горе людям мне близким.

— Как же вы хотите, чтобы я вас отослала? У вас сын и дочь, — негромко, грустно сказала Елизавета и закашлялась, прикрывая рот платком.

— О, мои дети в ваших руках, и лучше этого ничего для них быть не может, — поторопилась с ответом Екатерина, она даже осмелилась чуть поднять голову, оглядывая Елизавету.

Государыня сделала знак рукой, мол, Александр Иванович, поднимите ее с пола, но Екатерина осталась стоять на коленях подле императрицы.

— Но как же я объясню обществу причину вашей отсылки? — спросила Елизавета, видимо, она тоже подготовилась к разговору.

— Тем же, чем я навлекла на себя ненависть вашего величества и великого князя, — слова эти были дерзки, но Екатерина шла ва-банк, а то дождешься того, что тебя впрямь вышлют за границу.

— Об этом я подумаю, — жестко сказала Елизавета, мол, это наша забота, — но чем же вы будете жить?

— Тем, чем жила, прежде чем вы удостоили взять меня сюда.

Ответ был логичен, но смешон, не в этом бы месте Екатерине кичиться своим нищенством, это почувствовала и Елизавета, когда бросила презрительно:

— Ваша мать в бегах.

Что ж, пришлось проглотить и это унижение, мало ли их было за четырнадцать лет жизни в России.

— Я знаю, она в Париже, — голос вполне правильно задрожал, и Екатерина отметила про себя: хорошо. — Фридрих Прусский прогнал от себя мою бедную мать за излишнюю преданность России.

За ширмами, что стояли вдоль стен, послышался слабый шорох. Кто там был? «Не иначе как фаворит», — подумала Екатерина. Елизавета тоже услышала этот шорох, неловко встала с кресла.

— Да поднимите же ее! — бросила она опять Александру Ивановичу, тон на этот раз был такой, что Шувалов не посмел ослушаться, и если бы Екатерина опять не пожелала встать, он держал бы ее за талию в висящем положении.

— Видит Бог, — сказала вдруг Елизавета с чувством, — как я плакала, когда вы заболели при вашем приезде в Россию, когда вы были при смерти, — лицо государыни затуманилось, она вся ушла в воспоминания.

В этот момент в комнате произошло чуть заметное перемещение. Петр чуть пододвинулся к государыне, — а Екатерина сделала шаг в сторону стола. Как ей хотелось подойти поближе! Но и издали она видела — да, это ее письма, по всей видимости те, что писаны Апраксину. Неужели на самом дне лежало главное послание, то, в котором она приказывает фельдмаршалу не продолжать войну с Фридрихом! Готовясь к разговору, она не проиграла, не, смогла, не посмела представить себе, что было бы с Елизаветой, попади ей в руки ЭТО письмо. «Государыня очень больна, — писала она Апраксину, рука не посмела вывести „при смерти“, — сейчас не до войны с Фридрихом, сейчас надо быть в столице, дабы избежать беспорядков и защитить законных наследников трона русского». Нет, не может быть, государыня не видела этого письма, иначе не было бы этого свидания… Тут новая мысль обожгла мозг — манифест! Ею вдруг овладел такой страх, такой ужас, что спина разом взмокла, в горле застрял крик. Но Елизавета, к счастью, переключилась на племянника. Как сквозь вату до Екатерины долетел голос императрицы:

— Ну, Петруша, ты хотел меня видеть. Говори… Петр мелкими шажками подбежал к Елизавете, изогнулся и зашептал в ухо. Александр Иванович тоже подошел поближе, вслушиваясь. Петр жаловался на свою горькую жизнь и на супругу. До Екатерины долетали слова: гордая, злая, упрямая. Не доверяйте ей, тетушка!

— Да ты не о ней, о себе подумай! Не ты ли на Фридриха Прусского молишься? — запальчиво воскликнула Елизавета. — Он враг наш. Враг России.

— Фридрих велик, — фальцетом крикнул Петр. — Но это не мешает ничему… Ничему! Вам не понять! Я люблю, но я не предатель. А она, — он ткнул пальцем в сторону Екатерины, — не любит Фридриха, но она упрямая интриганка, змея и гадина! — Вид у Петра был до чрезвычайности возбужденный, он размахивал руками, как паяц, хотел, видно, многое сказать, да слов не находил, одни эмоции были под рукой. В голосе его слышались слезы. Уж в чем в чем, а в ненависти к жене он был искренним.

— Петруша, да как же так можно… про жену-то? — усмехнулась Елизавета. — Ты помолчи пока, охолонись.

Она повернулась к Екатерине, и неожиданно поймала ее взгляд, устремленный на письма. Великая княгиня смутилась и, уже не сдерживаясь, крикнула Петру в лицо:

— Я хочу, сударь, сказать вам в присутствии Ее Величества, — она присела в поклоне, — что действительно зла на тех, кто советует вам делать мне несправедливости, и упряма, если вижу, что мои угождения не ведут ни к чему, кроме ненависти!

— Будет! — Елизавета хлопнула в ладоши и развела их в разные стороны, как разводят дерущихся детей или сцепившихся в схватке собак. — Я не для семейных склок вас позвала.

Она отвернулась от великого князя, глядя на Екатерину горящим взглядом.

— Вы, милочка, вмешиваетесь во многие дела, которые вас не касаются. Я не посмела бы делать подобное во время императрицы Анны. Какие приказания вы посылали фельдмаршалу Апраксину?

В комнате стало очень тихо. Обнаружив себя, прошуршало перо за ширмой, но и этот малый звук испуганно стих.

— Я? — голос Екатерины прозвучал в плотной, вязкой тишине как что-то инородное. — Мне и в голову никогда не приходило посылать ему приказания.

— Да вот же ваши письма, — Елизавета ткнула пальцем в поднос, голос ее прозвучал зло, иронически, настороженно. — А ведь вам было запрещено писать? Иль запамятовали?

Екатерина мысленно сотворила крест.

— Ах, ваше величество, вы правы. Я нарушила запрет. И умоляю вас простить меня! Эти три письма, — Господи, возопила она мысленно, только бы не было четвертого, — могут доказать, что я никогда не делала никаких приказаний.

— А зачем вы ему писали?

— По дружбе. Я поздравила его с днем рождения дочери. Рождеством… еще я ему советовала, не более, следовать вашим приказам.

Дальнейший обмен репликами был стремителен и остер, как выстрелы или шпажные удары.

— Бестужев говорит, что было много других писем.

— Если Бестужев так говорит, то он лжет.

— Ну так если он лжет, я велю его пытать!

— Это в вашей власти, но я написала только три письма!

Елизавета окинула ее гневным взглядом и отошла, чтобы пройтись по комнате и собраться с мыслями, — раз, другой… Петр Федорович настороженно следил за теткой, потом вдруг пошел с ней рядом. Заговорил он явно невпопад, и сочувствие его выглядело нелепо: