— Благодарю вас, сэр, — отвечал отец Мартин. — Этим не увлекаюсь.
— Хорошо, что у меня водонепроницаемая табакерка, — произнес хирург, поворачивая голову Стивена и разглядывая ее, поджав губы. — А я всегда укрепляю свои силы перед операцией. Некоторые господа курят сигару. Я же предпочитаю нюхать табак. — Он открыл табакерку и достал оттуда такую большую щепотку, что часть табака просыпалась ему на грудь рубашки, а еще больше на пациента. То и другое он стряхнул платком, и тут Стивен едва слышно чихнул. Затем он с трудом сделал глубокий вдох, чихнул, как подобает доброму христианину, что-то пробормотал про колпиц, поднес ладонь к глазам, чтобы защитить их от света, и своим резким, скрипучим голосом, правда очень тихо, проговорил:
— Иисус, Мария и Иосиф.
— Держите его, — воскликнул Бучер, — иначе он поднимется. — И, обращаясь к Падину, находившемуся за дверью, добавил: — Эй ты, сходи принеси веревку.
— Мэтьюрин, — произнес американец, склонившись над Стивеном. — Вы пришли в себя! Как я счастлив. Я молился, чтобы это произошло. Вы сильно ушиблись, но теперь поправились.
— Погасите этот несносный свет! — вскричал больной.
— Лежите не шевелясь, сэр, и успокойтесь, — продолжал Бучер. — Мы должны уменьшить давление на ваш мозг. Немного неудобств, немного терпения, и скоро все будет кончено… — Но говорил он без особой уверенности, и когда Стивен сел, крикнув Падину, чтобы тот не стоял как истукан, а из любви к Господу принес ему кружку доброй пресной воды, американец положил свой скальпель и спокойно сказал: — Больше у меня никогда не появится возможность опробовать новейший французский трефин.
Помолчав некоторое время, капитан Палмер спросил:
— И как же ваш корабль преодолел этот шторм, сэр?
— В целом довольно благополучно, благодарю, не считая того, что мы потеряли несколько деталей рангоута и сломали бизань-мачту. Но основной удар шторм нанес, по-моему, где-то севернее. Нас захватил лишь его южный край, хвостовая часть.
— А мы оказались в самом центре, вернее на его переднем фронте, поскольку не успели заранее принять необходимые меры. Шторм обрушился на нас ночью. Можете представить, каково нам было, тем более что людей не хватало, так как многих мы отослали… — Палмеру не хотелось добавлять: «с призами», поэтому он повторил: «многих мы отослали», лишь изменив интонацию. Из его рассказа можно было понять, что шторм обрушился на «Норфолк» много раньше, чем на «Сюрприз». Произошло это гораздо севернее его счислимого места, в результате чего в четверг утром, когда американцы мчались вперед, подгоняемые гигантскими волнами, неся клочок паруса на обломке фок-мачты, к своему удивлению и ужасу справа по носу они увидели остров Старого Содбери.
— Этот остров, сэр? — Палмер кивнул.
— Так вы знали о его существовании?
— Знал, сэр. Иногда сюда заходят китобои. Он назван по имени Ройбена Содбери из Нантакета. Но обычно они его избегают из-за длинных и опасных отмелей в нескольких милях к западу от острова — эти отмели оказались от нас с подветренной стороны. Налететь на них означало лишиться всякой надежды на спасение, и мы взяли курс на остров Старого Содбери. Двое моих моряков, китобоев из Нью-Бедфорда, бывали здесь раньше и знали о проходе в рифах. — Американец покачал головой, затем стал продолжать: — Во всяком случае, мы потерпели кораблекрушение во время отлива, поэтому большинство из нас сумели перебраться с носовой части на островок, а оттуда, по рифу, на берег большого острова. Но спасти не успели ничего: ни шлюпок, ни продовольствия, ни одежды, почти никаких инструментов, ни табака…
— И нельзя было нырять, чтобы что-то достать?
— Нет, сэр. Нет. Здешние воды кишат акулами, серыми акулами, акулами Старого Содбери. Мой второй помощник и еще один мичман попытались проделать это во время отлива. От них не осталось ничего, что можно было бы похоронить, хотя акулы совсем небольшие.
Раздался окрик часового: «Стой! Кто идет?» Затем послышались хрип, звук ударов и громкий голос Бондена:
— Ты чего толкаешься, приятель? Не видишь, что он немой?
— Чего ж он не сказал? — слабым голосом ответил часовой. — Отпусти меня.
Ворвавшись в палатку, Падин коснулся лба окровавленными пальцами; он не мог произнести ничего членораздельного, но его сияющее лицо было красноречивее всяких слов. К тому же Бонден был готов помочь:
— Он хочет сказать, что никакой операции доктору не делали. Доктор сам поправился: вскочил, как в сказке, стал браниться, потребовал воды, потом кокосового молока, а теперь спит, никого к нему не пускают. И вот еще что. Припасы я принес, сэр. И скажу, сэр, что надвигается шторм.
— Спасибо, спасибо вам обоим: лучших известий принести вы не смогли бы. Скоро я к вам приду, Бонден. — Открывая сундучок, Джек Обри продолжал: — А вот здесь, сэр, кое-какая еда. Икры и шампанского, к сожалению, не нашлось, зато имеются копченая тюленина, свиное сало и дельфинья колбаса…
— Ром, портвейн и табак! — воскликнул Палмер. — Спаси вас Господь, капитан Обри! Я уж думал, что мне никогда не удастся их отведать. Позвольте мне добавить в кокосовое молоко капельку этого превосходного рома. А затем, если не возражаете, я позову своих офицеров — немногих из тех, кто у меня остался, и представлю их вам.
Джек улыбался, глядя, как Палмер откупоривает бутылку. Веселился, представляя себе бранящегося Стивена. Ром был разлит, коктейль приготовлен. Перестав улыбаться, британец начал:
— В вине, гроге и даже пиве есть благородные качества, которые отсутствуют в воде и кокосовом молоке. Поэтому, прежде чем выпить с вами, будет справедливо заявить, что вы должны считать себя военнопленным. Разумеется, я не стану доходить до крайностей. Не стану, к примеру, настаивать на том, чтобы вы сегодня же вечером вместе со мной отправились на корабль, или на каких-то иных строгостях. Обойдемся без ручных или ножных кандалов, — добавил он с улыбкой, хотя на «Конституции» на пленных британских моряков с «Явы» наручники надели. — И все же я считаю нужным прояснить причину принимаемых мною мер.
— Но, дорогой сэр, война закончена! — воскликнул Палмер.
— Слышу, — после непродолжительной паузы произнес Джек Обри не слишком доброжелательным тоном. — Но я не получил официального сообщения на сей счет, а ваши источники могут ошибаться. Как вам известно, военные действия продолжаются до тех пор, пока вышестоящее начальство не сообщает об их прекращении.
Палмер снова заговорил о британском китобойном судне «Вега» из Лондона, капитан которого лег в дрейф, чтобы показать купленную в Акапулько нью-йоркскую газету, где сообщалось о мирном договоре. Он также рассказал о судне из Нантакета, офицеры и команда которых говорила о мире как о решенном деле. Рассказывал он очень подробно и совершенно серьезно.
— Естественно, — продолжал он, — я не могу состязаться с двадцатью восемью тяжелыми орудиями, но надеюсь, что смогу вразумить офицера, который ими командует, если только он не увлечен кровопролитиями и разрушениями.