Кассирша Славица, которой Швабомонтаж, коротая время за бесчисленными чашечками кофе, все эти годы описывал, что будет в его фильме, не проронила ни слова. Только закатывала глаза.
Цале по окончании восьмичасового просмотра потянулся, влез в башмаки, которые снял еще в самом начале, и сказал: «Хорошо, что такой длинный, хоть отдохнул как следует!»
А поварихи? Эти добрые женщины в белых фартуках, повязанные белыми косынками и в полумраке напоминавшие медсестер, принесли по нескольку овальных блюд с угощением, зная откуда-то, что на премьерах так принято. Они попросили на этот день выходной и с самого утра готовили. Здесь не было никакого слоеного теста, мини-сосисок, тонких до прозрачности кусочков сыра, помидоров черри и прочих закусок, наткнутых на зубочистки.
— Вот, пожалуйста, перекусите немного, пора и подкрепиться...
Пожалуйста, кому что нравится, пироги из кукурузной муки, рулет, вареная коленица
[13]
с хреном в окружении вареного картофеля и моркови, фаршированный телячий рубец под соусом, печеный сладкий перец с чесноком, ягнятина в молоке... И немного ракии из Лазоваца, тройной перегонки. В разномастных чашках с нанесенным вручную узором.
Под конец поварихи, эти добрые женщины, внесли торт, на котором взбитыми сливками, кириллицей, было выведено: «ТХЕ ЕНД». Они принесли его и сказали:
— Жалко, мы думали, нас здесь будет больше... Что уж хотя бы билетер Симонович придет.
Почти весь фильм они проплакали. Тем временем со старого потолка кинотеатра «Сутьеска», с этой лепнины, выполненной рукой мастера, с символической картины вселенной, с Солнца, Луны, планет, созвездий и комет, тихо, едва слышно осыпались почти невидимые пылинки побелки.
Заключительные слова, или Что еще я знаю
Еще я знаю, что зал кинотеатра «Сутьеска», расположенный в самом центре города, под новым названием «City-center» сдавался в аренду. Сначала под склад. Потом как так называемая коммерческая площадь, другими словами — магазин. В конце концов, как всегда у нас и бывает, под кафану. (Этим список, конечно, не исчерпывается, здесь могли бы устроиться и казино, и букмекерская контора, и банк.)
Кроме того, я знаю, что для каждого из этих новых назначений проводилась различного рода реконструкция. В частности, старый зрительный зал кинотеатра «Сутьеска» неоднократно перегораживали, а потолок, как сначала говорили, временно, но оказалось, что навсегда, опустили. Панорама вселенной теперь закрыта листами гипсокартона.
Должно быть, она сохранилась там и по сей день. На местами облупившемся, дырявом потолке, под безукоризненно подогнанными гипсовыми плитами. Выполненная рукой мастера лепнина не видна, но, вероятно, она все еще там. Потому что в те редкие моменты, когда все успокаивается, когда замирает ход нашей беспощадной истории, слышно, как сверху что-то словно сыпется, как что-то упорно осыпается.
НАД ПЯТЬЮ ПОТРЕСКАВШИМИСЯ ЦВЕТОЧНЫМИ ГОРШКАМИ
Место, утонувшее в зелени своего парка
Начало курортного сезона ощущается уже в конце апреля. Примерно с этого времени поток приезжих становится все заметнее. Если быть более точным, они появляются, когда солнце начинает припекать сильнее, когда оживает природа и Врнячка-Баня снова начинает тонуть в пробудившейся зелени своего парка. Вдоль центрального бульвара и на самых отдаленных тропках, вокруг цветочных клумб, на многочисленных мостиках, которые с легкостью перешагивают через речку с берегами, вымощенными плиткой, на улицах и площадях, на рынке, в летнем кинотеатре, перед гостиницами и кафе, вплоть до поздней осени, каждый день, в любой момент на каждого здешнего жителя приходится четверо отдыхающих со всех концов света. Местные встречают их еще на вокзалах, автобусном и железнодорожном, подхватывают сумки и чемоданы, стараются услужить, прежде всего, конечно, чтобы заработать. А приехавшие, как и люди вообще, хотят, чтобы всего у них стало больше, чем есть, — больше здоровья, больше любви, ну а заядлые картежники, конечно же, хотят и больше денег.
Но сам городок, Врнячка-Баня, в отличие от своих предупредительных жителей, переносит это нашествие с некоторой сдержанностью, никому не отдаваясь полностью, каждому позволяя взять ровно столько, сколько нужно, чтобы повсюду, не умолкая, шла молва о его удивительной красоте. И где-то там далеко постоянно растет чье-то желание его увидеть, например, в лучах первого весеннего солнца, в конце апреля, когда романтичные виллы и пансионы с кружевными фронтонами погружаются в густеющую с каждым днем зелень курортного парка. Таким образом, состав приезжих постоянно обновляется. А потом все повторяется.
Разбухшая дверь и штора бледно-желтого цвета
В конце апреля на террасе одной из обветшавших вилл в стиле классицизма вдруг начинает потрескивать французская дверь, примерно так, как потрескивает прошлогоднее яблоко, которое пытаются разломить руками. Терраса пуста, поэтому кажется, что она больше, чем на самом деле, хотя, с другой стороны, она не такая уж маленькая, в ней семь на десять шагов взрослого человека. Сама же вилла расположена на середине склона, рядом с лестницей, которая ведет от Купальни к так называемому замку Белимарковича. Там, на середине склона, между роскошным парком и домом военного министра времен династии Обреновичей, члена Наместничества, героя войны с Турцией и здешнего мецената, уже почти сотню лет покоящегося в семейном склепе, генерала Йована Белимарковича.
Французская дверь потрескивает и потрескивает, она была заперта на ключ всю зиму, дерево разбухло от холода и влаги, пропитавшей волокна. Если бы у кого-то нашлось желание и время из весны в весну сравнивать звук, следить за ним, то он, конечно, заметил бы, что дверь все упорнее сопротивляется апрельскому открыванию, что каждый год нужно все больше усилий, чтобы распахнуть ее, что все чаще кажется, что она не поддастся рукам, толкающим ее изнутри.
Так кажется, но дверь под натиском всегда уступает — под дрожание стекол с гранеными краями, под треск дерева и скрип петель она все-таки открывается. Даже местные больше не замечают перемен на обветшавшем фасаде в стиле классицизма, на террасе второго этажа виллы, расположенной на середине склона, рядом с лестницей, которая ведет от Купальни к так называемому замку Белимарковича. А уж туристы, так они на подобные мелочи и вовсе не обращают внимания. Они увлечены самым красивым курортом страны. Они, все вместе и каждый в отдельности, увлечены прогулками от источника к источнику с лечебной водой, брошенными тайком любовными взглядами, поющими и пляшущими на каждом углу уличными артистами, разглядыванием сувениров, вчерашней или предстоящей сегодня вечером партией в преферанс, они отправляют первые открытки, в которых сообщают своим дорогим и близким, что только что благополучно прибыли, только что разместились и уже чувствуют себя гораздо лучше.
Итак, разбухшая французская дверь долго, очень долго тихонько поскрипывает, а когда начинает открываться, издает резкий треск. Почти выстрел. Так бывает, если руками удается разломить прошлогоднее яблоко. И тут же, даже при безветренной погоде, чувствуется это внезапное движение воздуха. Может быть, в квартире открыто что-то еще, возможно, кто-то умышленно устраивает сквозняк, а может, что-то большое, одновременно невидимое и недоступное для понимания после долгого многомесячного заключения рвется на свободу. Это заметно по занавеске. Отяжелевшая за зиму штора несколько мгновений колышется, видны подрагивающие края бледно-желтой парчи. Да, именно так, штора несколько мгновений колышется, а тут вдруг налетает настоящий порыв ветра, занавеска трепещет, вздымается, надувается, а потом медленно, вся, до последней нитки на бахроме, недвижимо повисает.