Сотворение мира - читать онлайн книгу. Автор: Гор Видал cтр.№ 149

Когда Конфуций соответствующим образом ответил, Кан-нань провел нас в длинную галерею, откуда открывался вид на засаженные садами террасы. Здесь был накрыт стол, и нам прислуживала дюжина изумительно прекрасных девушек из Чу. Они являлись частью меблировки, если не архитектуры, и все мы были ослеплены, но не Конфуций. Он сидел на почетном месте и выполнял все требования ритуала. Но на девушек старался не смотреть. Никто из нас не подозревал, что где-то в Лу существует такая роскошь. Хотя дворец семейства Чу в столице представляет собой большое и внушительное здание, он далеко не роскошен и по своему виду скорее соответствует административному центру обедневшего государства. По каким-то причинам диктатор решил показать нам ту сторону своей жизни, видеть которую доводилось не многим. Мы были потрясены, как и ожидалось. Конфуций был напуган. Так и предполагалось? Я не смог прийти к окончательному заключению.

Застолье было великолепным, и мы без меры пили темно-зеленое медовое вино, поглощали одно за другим блюда, которые нам подавали по южному обычаю — то есть горькое сменялось соленым, за ним следовало перченое и все замыкалось сладким. Помню вареную черепаху, гуся в собственном соку, тушеную утку, жареного козленка в бататовом соусе, вяленое журавлиное мясо с маринованной редиской… и знаменитый кисло-горький суп «у».

Кроме диктатора и Конфуция, все напились безобразно. Ученый муж и диктатор ели осторожно и вино старались скорее пригубить, чем выпить.

Во время перемены блюд молодые женщины под аккомпанемент цитр, дудочек, колокольчиков и барабанов исполняли крайне соблазнительные чжэнские танцы. Потом очаровательная красавица из У спела несколько любовных песен, которые даже Конфуций был вынужден похвалить за утонченность и древность. Он вообще не терпел никакой музыки, написанной после эпохи Чжоу.

Беседа мне запомнилась отрывочно, ее затмил в моей памяти тот великолепный день, еда, музыка, женщины. На каком-то этапе Кан-нань обратился к Конфуцию:

— Скажите, Учитель, кто из ваших учеников больше всех любит учиться?

— Тот, что умер, главный министр. К несчастью. Янь Хуэй прожил недолгую жизнь. И теперь, — Конфуций сурово посмотрел на присутствовавших учеников, — никто не может его заменить.

Барон улыбнулся:

— Разумеется, вам судить, Учитель. И все же я бы отдал должное мудрости Цзы-лу.

— Вот как? — Конфуций показал кончики передних зубов.

— Я также подумываю, что он достоин занять государственную должность. Вы согласны со мной. Учитель?

Так, не слишком тонко, Конфуцию предлагалась взятка.

— Цзы-лу — толковый человек, — сказал он, — и поэтому ему бы стоило занять должность.

Цзы-лу для приличия изобразил смущение.

— А что вы думаете о Жань Цю?

— Он очень непостоянен, — прямо ответил Конфуций. — Как вам, впрочем, самому известно, поскольку он уже занят на вашей службе.

— А Фань Чи?

— Он исполнителен, как вам тоже известно.

Жань Цю и Фань Чи уже не так наслаждались пиршеством, и диктатор забавлялся за их счет. И одновременно вел переговоры с Конфуцием.

— Ваши ученики хорошо служат мне, Учитель.

— Хорошо бы, эта добродетель была так же хорошо вознаграждена, главный министр.

Диктатор предпочел не отвечать на колкость.

— Скажите, Учитель, как лучше сделать народ почтительным и преданным?

— На примере?

Я вдруг заметил, что Конфуций не просто в ярости, он уже жалел о том немногом, что съел. Диктатор внимательно слушал, словно Конфуций еще ничего не сказал.

— Нужно уважать их достоинство. — Старик нахмурился и рыгнул. — Тогда и они будут уважать тебя. Нужно поощрять тех служащих государству, кто достоин этого, и учить тех, кто не справляется.

— Прекрасная правда! — Кан-нань с преувеличенным восторгом воспринял эту банальность.

— Рад, что вы так считаете. — Конфуций выглядел мрачнее, чем обычно. — И уж определенно никогда не стоит поступать наоборот.

— Наоборот?

— Не следует учить тех, кто хорошо исполняет обязанности, и поощрять тех, кто не справляется.

К счастью, беседу прервала печальная баллада Цай. Но когда она закончилась, Кан-нань снова начал внешне почтительные, но по сути вызывающие вопросы.

— Как вы знаете, Учитель, преступность непомерно выросла с тех пор, как вы покинули пост помощника министра полиции, где исполняли свои обязанности выше всяких похвал. Сам я — покорный раб гуна — трижды пострадал от воров. Что бы вы предприняли, дабы остановить эту эпидемию беззаконий?

— Если народ ничего не может скопить, главный министр, вы даже силой не заставите грабителя кого-либо ограбить. По той простой причине, что с людей нечего взять.

Диктатор пропустил мимо ушей это, я бы сказал, хамство. Не могу найти другого слова для поведения Учителя. Конфуций был чрезвычайно оскорблен демонстрацией того богатства и роскоши, что Кан-нань счел уместным выставить перед нами, когда государство обнищало.

— И все же воровать нехорошо, Учитель. Так что же нам предпринять, тем из нас, кто причастен к власти, чтобы заставить народ подчиняться закону?

— Если сами вы идете прямой дорогой, кто же последует за вами по кривой?

Нам всем стало неловко. К тому времени мы уже изрядно напились. Но Кан-нань продолжал как ни в чем не бывало:

— Полагаю, Учитель, все мы идем по дороге, которая нам кажется прямой. А кто выбрал кривую дорогу — как же правильно поступать с теми? Следует ли их казнить?

— Вас, главный министр, считают правителем, а не мясником. Если вы искренне хотите узнать, что такое добро, то и народ захочет это узнать. Благородный муж подобен ветру, а народ — траве. Когда над лугом дует ветер, трава пригибается.

Конфуций снова обрел свою обычную невозмутимость. Диктатор кивал. У меня сложилось впечатление, что он в самом деле слушал. Но что он хотел услышать? Признание в измене? Мне было чрезвычайно неловко. И всем остальным тоже, кроме Конфуция, чей ум в отличие от живота, казалось, обрел покой.

— Но поймет ли простой народ действия благородного мужа?

— Нет. Но народ будет увлечен примером.

— Понятно.

На диктатора напала икота, которую китайцы считают внешним проявлением внутренней мудрости. Даже Конфуций вроде бы смирил суровость, заметив, что оппонент внимательно его слушает.

— Скажите мне, Учитель, может ли правитель, не следующий прямому пути, принести своему народу мир и процветание?

— Нет, главный министр. Это невозможно.

— Тогда как же быть с прежним правителем Вэй? Он пользовался дурной репутацией, позволяя своей наложнице вертеть собой, — вы, я полагаю, однажды посетили эту женщину.