Сотворение мира - читать онлайн книгу. Автор: Гор Видал cтр.№ 136

— Никогда! Я навек вам благодарен. Но Кан-нань…

— Попал под влияние каких-то чар. Я вижу явные признаки. Что ж, я предупредил моего племянника. Он не спустит с вас глаз. Один неверный шаг, и…

Куда мог привести меня один неверный шаг, мне уже никогда не суждено было узнать, потому что между нами встал Фань Чи.

— Дорогой друг, — сказал он мне. — Почтенный владыка! — приветствовал он моего бывшего хозяина.

— Да будет славен этот день! — пробормотал Шэ-гун и поплелся прочь.

Больше я никогда его не видел. Но я был искренен, говоря, что буду вечно ему благодарен за спасение от двуногих циньских волков.

Фань Чи хотел в подробностях знать все мои злоключения. Я постарался удовлетворить его любопытство. Пока я перечислял многочисленные превратности моей судьбы в Срединном Царстве, он только качал головой и бормотал:

«Как нехорошо! Нехорошо!» Когда я иссяк, Фань Чи произнес:

— Вы сделали так, чтобы я вернулся сюда. Теперь моя очередь проследить, чтобы вы уехали в Персию. Обещаю!

— Кан-нань тоже обещал помочь, благодаря вам.

Фань Чи принял торжественный вид — подобное выражение редко появлялось на его веселом лице.

— Это будет не так просто. Во всяком случае, не прямо сейчас.

— Я думал, что можно найти корабль, идущий в Чампу, и…

— Не так уж много кораблей снаряжается в Чампу. А те немногие, что отплывают, доплывают редко. Те же, что доплывают… Как бы это сказать: они доплывают без пассажиров.

— Пираты?

Фань Чи кивнул:

— Вас ограбят и бросят за борт первой же ночью. Нет, вам следует плыть на собственном или правительственном грузовом судне. К несчастью, у правительства нет денег. — Фань Чи растопырил пальцы и поднял руки ладонями вверх, затем перевернул их — китайский жест, означающий пустоту, ничто, бедность. — Во-первых, большую часть казны утащил Ян Ху. Потом, немало стоило отстроить это. — Он указал на длинный зал, где подобные цветам придворные словно бы начали вянуть. — Потом было много неприятностей, и вот еще эта война с Ци, которую мы умудрились не проиграть.

Китайцы очень сдержанны в выражениях, да и вообще. Попойки — загадочное исключение.

— Вы одержали чудесную победу и прибавили Лу новые земли.

— Но выигранное не стоит затрат. Кан-наню придется ввести новые налоги. Это значит, вам придется подождать, пока у нас найдутся деньги отправить вас в обратный путь. Может быть, в следующем году.

Я постарался изобразить удовлетворение. В действительности я ощущал отчаяние. Прошло уже пять лет, как я покинул Персию.

— Лично я, признаюсь, рад, что вы здесь, — улыбнулся Фань Чи; его лицо напоминало полную луну. — Теперь я смогу отплатить вам за все, что вы сделали для меня в Вавилоне.

Я сказал, что не сделал ничего, и все такое прочее. Потом спросил:

— А здесь, в Лу, есть какое-нибудь заведение вроде «Эгиби и сыновья»?

— Нет. Но у нас есть всевозможные купцы, судовладельцы, морские капитаны, просто алчные люди.

Так или иначе, в этой беседе неизбежно было упомянуто имя Конфуция. Не помню, в какой связи. Но помню, как радостно заблестели глаза Фань Чи.

— Вы помните мои рассказы об Учителе Куне?

— О да. Да! Как можно забыть?

Мой энтузиазм был неподдельным: мне предстояло выполнить задание Кан-наня.

Фань Чи взял меня за руку и провел через толпу придворных. Хотя их манеры сохранили неизменную изысканность, голоса звучали чуть громче обычного. Это очень напоминало персидский двор, за одним исключением: китайский правитель — или в данном случае правители — удалились при первом признаке опьянения, а Великий Царь всегда остается до конца. Из-за древнего персидского обычая Геродот теперь говорит, что Великий Царь строит политические планы только в состоянии сильного опьянения. В действительности дело обстоит совсем иначе. Каждое царское слово, произнесенное на таком собрании, тщательно записывается и потом, в ясном свете следующего дня, серьезно обдумывается. Если решение оказывается не совсем последовательным, о нем тихо забывают.

Я прошел вместе с Фань Чи через многолюдный зал и заметил, как диктатор Кан выскользнул через боковую дверь. Победу своих войск он воспринял так же бесстрастно, как принимал все. Во многих отношениях это был образцовый правитель. Я всегда буду им восхищаться, хотя он и показался мне странноватым — как и весь его мир.

У ног грозной статуи Дань-гуна стоял Жань Цю в окружении дюжины доброжелателей. С первого взгляда я понял, что все они принадлежали к военному сословию, в том числе и сам полководец. Фань Чи представил меня своему командиру. Мы обменялись обычными любезностями. Затем, в высшей степени учтиво, он подвел меня к высокому, худому старику с бледным лицом, большими ушами, выпуклым лбом, редкой бородкой и ртом, более подходящим какому-нибудь травоядному зверьку вроде зайца, чем питающемуся мясом человеку. Два передних зуба были такими длинными, что, даже когда рот у старика был закрыт, их желтые концы виднелись на нижней губе.

— Учитель Кун, разрешите представить вам моего друга из Персии, зятя двух царей и…

— И нашего уважаемого гостя, — заключил Конфуций, взглянув на мой ремень и увидев скудный символ моего весьма неопределенного ранга.

— Первейший! — поприветствовал я его.

Я уже свободно читал по ремням. Мы обменялись любезностями. Хотя Конфуций в своей речи дотошно соблюдал учтивые обороты, он производил впечатление крайне прямолинейного человека. Кому довелось узнать китайский язык, поймет, как это нелегко.

Затем меня представили всем его ученикам. Они делили с ним изгнание и теперь снова вернулись домой. Все они выглядели очень довольными собой, особенно один сгорбленный старичок, оказавшийся сыном Конфуция, выглядел же он не моложе своего отца. Из той беседы я не запомнил ничего, достойного упоминания. Речь шла в основном о победе Жань Цю, которую он скромно приписывал учению Конфуция. Думаю, он говорил это серьезно.

Через несколько дней Фань Чи взял меня с собой к Учителю Куну, в его дом — трудно описуемое здание невдалеке от алтаря Дождю. Поскольку жена Конфуция давно умерла, за ним присматривала овдовевшая дочь.

По утрам Конфуций разговаривал со всеми, кто к нему приходил. В результате менее чем за мгновение дворик наполнился молодыми и не такими уж молодыми людьми, и Учителю пришлось отвести их в тутовую рощу у алтаря Дождю.

Днем Конфуций принимал друзей и учеников. Это одно и то же, потому что он не мог не быть учителем, а друзья не могли не быть учениками. Ему постоянно задавали вопросы о политике и религии, добре и зле, жизни и смерти, музыке и обрядах. Обычно он отвечал на вопросы цитатами, часто цитируя Дань-гуна. При необходимости он мог подобрать цитату для любого вопроса.

Живо помню этот свой первый визит к нему в дом. Я стоял у заднего края дворика. Между ученым мужем и мной сидело на земле с сотню учеников. Как я уже говорил, Конфуций не брал с них никакой — или почти никакой — платы. Но дозволялись подарки, если они были скромными. Конфуций любил говорить: «Кто хочет моего совета, никогда не получит отказа, как бы ни был беден, — даже если может принести лишь кусочек вяленого мяса». Но это имело свои последствия — он не тратил времени на тупиц.