Я сидел между Мардонием и Артабаном. Мы были пьяны, как и все. Только Ксеркс оставался трезвым. Он разбавлял вино водой, что делал нечасто. Ксеркс был начеку, ведь у подножия его золотого ложа сидел Ариамен. Возможный узурпатор был коренастым молодым мужчиной с руками кузнеца. Я имел сильные подозрения насчет него, да и не только я. Только Ксеркс их не имел.
Артабан мне показался вполне сносным. Не могу сказать, что я отнесся к нему очень серьезно, хотя и знал, что Ксеркс собирается назначить его начальником дворцовой стражи, а эта должность дает огромную власть, поскольку начальник стражи не только охраняет Великого Царя, но и наблюдает за повседневным порядком при дворе. Дарий всегда держал своего начальника стражи на коротком поводке, и я решил, что Ксеркс последует его примеру.
Артабан был светловолосый голубоглазый гирканец на год или два старше Ксеркса. Поговаривали о его любви к выпаренному ячменному вину, которое он пьет из человеческого черепа. Не знаю насчет скрытых привычек, но на людях он держался вполне прилично. Ко мне он явно проявлял почтение. Боюсь, мне он показался туповатым, и такое впечатление он произвел на всех. Как потом выяснилось, туповатыми были мы, а не он.
Обычно при персидском дворе за начальником стражи надзирает распорядитель двора. Мудрый владыка всегда стремится держать этих двух должностных лиц в постоянной ссоре, что не так трудно. Поскольку распорядитель должен иметь доступ в гарем, это всегда евнух. А поскольку мужественные воины презирают евнухов, необходимая враждебность между начальником стражи и распорядителем двора обеспечена. По рекомендации Аместрис распорядителем Ксеркс уже назначил Аспамитра. В общем и целом, двор это устраивало. Все знали, что когда Аспамитр берет взятку, то берет ее не просто так. Он также был превосходным администратором, в чем я убедился в день коронации.
К третьей смене блюд я и Мардоний были уже в сильном подпитии. Помню, что подали оленину, приготовленную самым моим излюбленным способом: с петушиными гребешками и политую во время жарки уксусом. Я попробовал и с полным ртом повернулся к Мардонию, который напился больше моего. Он, как всегда, говорил о войне.
— Лучше Египет, чем ничего. Я не против. В самом деле. Я хочу служить Великому Царю.
Мы еще не свыклись с тем, что этот величественный титул теперь навсегда принадлежит нашему другу юности.
— Однако уже год потеряли, как… — Мардоний рыгнул и потерял мысль.
— Как вернулись из Греции. Понятно. Но Египет важнее Греции. Египет богат. И он наш — или был наш.
Я потянулся к блюду с олениной просто проверить, на месте ли она, но оленины уже не было. Я выругался вслух. Мардоний тупо уставился на меня и вдруг расхохотался:
— Не ругай рабов за объедки.
— А я ругаю!
Тут откуда-то возник Аспамитр. Он был молод, бледен, быстроглаз. Борода у него не росла. Это означало, что его кастрировали до возмужания. Так получаются самые лучшие евнухи. Он следил за всем, сидя у подножия Ксерксова золотого ложа.
— Господин еще не наелся?
— Да. И командующий флотом тоже.
— Виновные будут наказаны.
Аспамитр оказался очень серьезной фигурой. Через мгновение оленина стояла на столе, а позже той же ночью шестеро слуг были казнены. В итоге весьма прибыльной торговле объедками с царского стола был в значительной мере положен конец, хотя и не полностью. Старые обычаи трудно искоренить. Но по крайней мере в первые годы правления Ксеркса можно было почти всегда съесть больше половины поданного, и все благодаря Аспамитру.
Поговаривали, что, когда ему исполнилось семнадцать, он был любовником царицы Аместрис. Не знаю. Я только повторяю слухи. Хотя дамы гарема — и даже царские жены — имели сложные отношения со своими евнухами, сомневаюсь, что почтенная царица-мать Аместрис имела что бы то ни было с Аспамитром, хотя его половой член славился необычайными размерами для мужчины, кастрированного в возрасте десяти-одиннадцати лет.
Демокрит сообщил мне последние сплетни с Агоры. Очевидно, грекам хочется верить, будто царица-мать находится в постоянной связи с нынешним распорядителем двора, двадцатитрехлетним евнухом с накладными усами и бородой. Могу заверить падких до скандалов афинян, что царице-матери идет семидесятый год и она равнодушна к плотским утехам. К тому же она всегда предпочитала власть, как и ее предшественница Атосса. Думаю, молодая Аместрис могла пофлиртовать с евнухом, но это был другой мир, ныне уже ушедший.
Тот ушедший мир был для нас прекрасным. В частности, та зима в Персеполе, когда все казалось достижимым. Все, кроме комфорта. Дворцы оставались недостроенными. Собственно, о городе говорить не приходилось: здесь стояли только лачуги ремесленников и новенький комплекс зданий вокруг сокровищницы Дария. Его кладовые, парадные залы, портики и служебные помещения временно заняли чиновники канцелярии.
Мы с Мардонием разделили маленькую, душную и холодную комнатушку в Зимнем дворце. Поскольку женская половина дворца была рассчитана на относительно скромную коллекцию жен и наложниц Дария, первое повеление Ксеркса как Великого Царя относилось к архитекторам. Им надлежало расширить женские помещения в сторону сокровищницы. В конце концов первоначальную сокровищницу пришлось снести, чтобы разместить новый гарем.
Как-то днем меня вызвал Ксеркс.
— Пошли посмотрим гробницу твоего тезки, — сказал он.
Верхом мы проехали значительное расстояние до гробницы Кира Великого. Маленькая известняковая усыпальница на высоком фундаменте имела портик с тонкими колоннами. Каменная дверь была покрыта резьбой под дерево. За дверью на золотом ложе лежал Кир Великий.
Хотя обслуживающий гробницу маг явно был поклонником демонов, ради нас он затянул гимн Мудрому Господу. Кстати, этот служитель живет в домике рядом с гробницей и раз в месяц приносит в жертву духу Кира коня — древний арийский обычай, не одобряемый Зороастром.
Ксеркс велел магу открыть гробницу. Вместе мы вошли в затхлое помещение, где на золотом ложе лежало залитое воском тело Кира. Рядом стоял золотой стол, заваленный драгоценностями, оружием, одеждами. Они сверкали в неровном свете факела, который держал Ксеркс.
Должен сказать, при виде великого человека, умершего более полувека назад, я испытал сложное чувство. На Кире были алые шаровары и мантия, вся покрытая золотыми бляхами. Чтобы скрыть рану от варварского топора, мантию натянули до подбородка. Ксеркс стянул ее, открыв темную пустоту на месте шеи.
— Ему перерубили позвоночник, — сказал он. — Не таким уж он был красавцем, а?
— Он был уже старик, — прошептал я.
Если не считать сероватой кожи, Кир поистине казался спящим, и я не хотел будить его. Я трепетал. Ксеркс же держался как ни в чем не бывало.
— Я бы предпочел, чтобы меня забальзамировали египтяне. — Он очень скептически отнесся к бальзамировщикам Кира. — Цвет никуда не годится. И запах. — Ксеркс втянул носом воздух и скорчил гримасу, но я чуял только специальные мази. — Спи спокойно, Кир Ахеменид! — Он шутливо отсалютовал основателю империи. — Ты заслужил отдых. Завидую тебе.