Ни во дворце, ни при дворе, ни в провинциях ничего не изменилось. Казалось, угроза прошла стороной, словно ее унесло течением реки. Но Рамсес помнил пророчества старого мудреца Ипувера, предвещавшие, что свершатся кровавые преступления, что будет осквернена великая пирамида и что секреты власти попадут в руки горстки безумцев, готовых разрушить тысячелетнюю цивилизацию ради достижения своих честолюбивых целей.
В детстве, читая знаменитый текст под строгим присмотром наставника, он возмущался столь мрачным взглядом на вещи. Если ему доведется царствовать, он никогда такого не допустит! В своем тщеславии и легкомыслии он упустил из виду, что никто, будь то даже сам фараон, не властен искоренить зло в людских сердцах.
Ныне, более одинокий, чем путник, заблудившийся в пустыне, – хотя сотни придворных воскуряли ему фимиам, – он должен был побороть беспросветный мрак, готовый вот-вот закрыть солнце. Рамсес мыслил достаточно здраво, чтобы не тешить себя иллюзиями; борьба была заранее проиграна, поскольку он не знал врага в лицо и был вынужден бездействовать.
Пленник в собственной стране, жертва, обреченная на самое страшное поражение, дух, затронутый неизлечимым недугом, – он, самый обожаемый царь Египта, чувствовал, как его тянет ко дну, словно он ступил в мутные воды зловонного болота. Теперь, чтобы сохранить достоинство, оставалось только принять свою судьбу, не издав ни одного трусливого стона.
* * *
Когда заговорщики встретились, на их лицах играли довольные улыбки. Они вместе воздали должное избранной стратегии, которой сопутствовала удача. Разве победителям не пристало везение? Если и случалось им порой критиковать друг друга или досадовать по поводу чьего-нибудь неосторожного поступка, теперь эти замечания были ни к чему, ибо наступал период торжества, предваряющий рождение нового Египта. Пролитая кровь забыта, последние сомнения улетучились.
Каждый сделал свою часть работы, никто не оступился под напором судьи Пазаира; не поддаваясь панике, группа заговорщиков продемонстрировала сплоченность – ценное качество, которое необходимо сохранить при грядущем, уже недалеком распределении власти.
Оставалось позаботиться только об одной формальности, чтобы окончательно отогнать призрак судьи Пазаира.
***
Крик осла посреди ночи предупредил Нефрет о приближении чужого. Она зажгла светильник, открыла ставни и выглянула в окно. В дверь стучали двое солдат. Они обернулись к ней.
– Вы Нефрет?
– Да, но…
– Пожалуйста, следуйте за нами.
– С какой стати?
– Приказ начальства.
– А если я откажусь?
– Нам придется применить силу.
Смельчак зарычал. Нефрет могла бы позвать на помощь, разбудить весь квартал, но она успокоила пса, набросила на плечи платок и вышла из дому. Появление двух солдат скорее всего было как-то связано с миссией Пазаира. До осторожности ли было, если она могла наконец получить хоть какуюто достоверную информацию.
Быстрым шагом они прошли через спящий город в направлении главной казармы. Благополучно добравшись до места, солдаты передали Нефрет офицеру, а тот, ни слова не говоря, отвел ее в контору полководца Ашера.
Он сидел на циновке в окружении развернутых свитков и был поглощен работой.
– Садитесь, Нефрет.
– Я лучше постою.
– Хотите теплого молока?
– Чем вызвано это приглашение в столь неурочный час?
В голосе полководца почувствовался напор.
– Вам известна причина отъезда Пазаира?
– Он не успел со мной об этом поговорить.
– Какое упрямство! Не смог смириться с поражением и захотел разыскать то самое несуществующее тело! Почему он преследует меня с такой ненавистью?
– Пазаир – судья, ему нужна истина.
– Истина была выявлена на процессе, но ему она не понравилась! Для него главное было меня уличить и опозорить.
– Ваши эмоции меня мало интересуют, полководец. Больше вы ничего не хотите мне сказать?
– Хочу, Нефрет.
Ашер развернул свиток.
– Это донесение, скрепленное печатью верховного судьи царского портика; факты проверены. Я получил его меньше часа назад.
– И что… там написано?
– Что Пазаир мертв.
Нефрет закрыла глаза. Ей захотелось угаснуть в одно мгновение, закрыться, подобно увядшему цветку лотоса.
– Несчастный случай на горной тропе, – объяснил полководец. – Пазаир не знал местности, но со свойственной ему опрометчивостью кинулся в безумную авантюру.
Слова застряли в горле, но Нефрет знала, что должна задать вопрос.
– Когда будет доставлено тело?
– Мы ведем поиски, но это безнадежно; реки в тех краях бурные, а ущелья неприступные. Я склоняюсь перед вашим горем, Нефрет; Пазаир был выдающимся человеком.
***
– Правосудия не существует, – сказал Кем, складывая оружие.
– Вы видели Сути? – спросила Нефрет встревоженно.
– Он все ноги стопчет, но не успокоится, пока не найдет Пазаира; он убежден, что его друг не умер.
– А если…
Нубиец покачал головой.
– Я продолжу расследование, – заявила она.
– Бесполезно.
– Зло не должно восторжествовать.
– Оно всегда торжествует.
– Нет, Кем. Если бы это было так, не было бы Египта. Справедливость – основа этой страны, ее торжества всегда добивался Пазаир. Мы не можем смириться с ложью.
– Я буду с вами, Нефрет.
* * *
Нефрет опустилась на землю на берегу канала, там, где она впервые встретила Пазаира. Приближалась зима, сильный ветер теребил бирюзу у нее на шее. Почему драгоценный талисман не смог ее уберечь? Девушка неуверенно потерла камень между большим и указательным пальцами, думая о богине Хатхор – матери бирюзы и покровительнице любви.
Появились первые звезды, на землю заструился свет из иного мира; она вдруг остро ощутила присутствие любимого человека, словно граница смерти постепенно стиралась. Безумная мысль превратилась в надежду: ведь душа Беранира, убиенного учителя, наверняка печется о его ученике.
Да, Пазаир вернется. Египетский судья рассеет мрак, чтобы снова воссиял свет.