– Когда он приехал в Мемфис, он был один. Теперь он пользуется поддержкой влиятельных людей. Еще один шаг в нужном направлении – и его уже не остановить. Надо было пресечь его деятельность с самого начала.
– Сейчас еще не поздно.
40
Когда судно из Фив причалило в мемфисской гавани, Нефрет встречал Сути.
– Вы самая красивая женщина на свете!
– Мне, наверное, следует покраснеть перед героем?
– Глядя на вас, я бы предпочел быть судьей. Дайте мне вашу дорожную сумку. Думаю, осел обрадуется такой поклаже.
Она выглядела взволнованной.
– Где Пазаир?
– Драит дом, не успел закончить к вашему приезду, поэтому вас встречаю я. Я так рад за вас обоих!
– Как ваше здоровье?
– Вы самая лучшая целительница на свете. Силы полностью восстановились, и я намерен ими воспользоваться.
– Неужели какое-нибудь новое безрассудство?
– Не волнуйтесь. Но не стоит заставлять Пазаира ждать. Он со вчерашнего дня только и говорит о встречном ветре, возможной задержке и всякого рода препятствиях, способных помешать вашему приезду. Просто поражаюсь, как можно быть таким влюбленным.
Северный Ветер повел их домой.
Судья дал своему секретарю выходной, украсил фасад дома цветами и окурил помещения благовониями. В воздухе плавал тонкий аромат ладана и жасмина.
Зеленая обезьянка Нефрет и пес Пазаира вызывающе смотрели друг на друга, пока судья сжимал невесту в объятиях. Соседи, жадные до новостей, быстро прознали, что к чему.
– Я беспокоюсь о пациентах, оставленных в селении.
– Придется им привыкать к другому лекарю: через три дня мы поселимся в доме Беранира.
– Ты все еще хочешь на мне жениться?
Вместо ответа он подхватил ее на руки и понес в дом, где провел в мечтах о ней столько ночей.
На улице раздались радостные крики. По египетскому обычаю, Пазаир и Нефрет становились мужем и женой просто потому, что переходили жить под одну крышу, без всяких формальностей.
* * *
После длившегося всю ночь праздника, в котором принял участие весь квартал, они проспали, обнявшись, почти до полудня. Проснувшись, Пазаир не мог на нее наглядеться. Он и не думал, что можно быть таким счастливым. Не открывая глаз, она взяла его руку и положила себе на сердце.
– Поклянись, что мы никогда не расстанемся.
– Да будет угодно богам сделать из нас одно существо и вписать нашу любовь в анналы вечности.
Их тела были так чутки друг к другу, что желания вибрировали в унисон. Помимо чувственного наслаждения, вкушаемого по-юношески жадно и пылко, они уже ощутили вневременной, непреходящий лик своей любви.
***
– Ну, судья Пазаир, когда же мы начнем процесс? Я слышал, Нефрет вернулась в Мемфис. Значит, готова предстать перед судом.
– Нефрет стала моей женой.
Старший лекарь поморщился.
– Досадно. Ее осуждение бросит на вас тень; если карьера вам дорога, вам стоит немедленно развестись.
– Вы настаиваете на своем обвинении?
Небамон расхохотался.
– Вы что, от любви тронулись рассудком?
– Вот список снадобий, которые Нефрет готовила в своей аптеке. Растения ей поставлял Кани, садовник Карнакского храма. Как вы сами можете убедиться, все рецепты соответствуют правилам аптекарского искусства.
– Вы не лекарь, Пазаир, и показаний этого Кани будет недостаточно, чтобы убедить присяжных.
– А свидетельство Беранира, на ваш взгляд, будет более убедительным?
Улыбка старшего лекаря превратилась в гримасу.
– Беранир больше не практикует, он…
– Он – будущий верховный жрец Карнакского храма и будет свидетельствовать в пользу Нефрет.
Со свойственной ему добросовестностью он изучил снадобья, которые вы расценили как опасные, и не нашел в них ничего предосудительного.
Небамон был взбешен. Старый лекарь пользовался таким уважением, что его участие прославило бы Нефрет.
– Я недооценил вас, Пазаир. Вы ведете тонкую игру.
– Я просто противопоставляю истину вашему желанию навредить.
– Сегодня вы чувствуете себя победителем, но завтра вас постигнет разочарование.
* * *
Нефрет спала на втором этаже, Пазаир на первом изучал одно дело. Затрубил осел, предупреждая, что кто-то подходит к дому.
Он вышел, но никого не увидел.
На земле лежал клочок папируса. Надпись сделана торопливо, но без ошибок:
«Беранир в опасности. Приходите скорее».
Судья кинулся в темноту.
Возле дома Беранира, казалось, все было спокойно, но дверь, несмотря на поздний час, была открыта. Пазаир прошел первую комнату и увидел учителя, сидящего спиной к стене с головой, опущенной на грудь.
Из его шеи торчала перламутровая игла с капельками крови.
Биение сердца не прослушивалось. Пазаир с ужасом осознал очевидное: Беранира убили.
В комнату вошли несколько стражников и окружили судью. Во главе отряда стоял Монтумес.
– Что вы здесь делаете?
– Мне было доставлено послание, извещавшее о том, что Бераниру грозит опасность.
– Покажите.
– Я бросил его рядом с моим домом.
– Мы это проверим.
– А почему вдруг такая подозрительность?
– Потому что я обвиняю вас в убийстве.
* * *
Монтумес разбудил старшего судью портика посреди ночи. Тот, ворча, открыл дверь и был поражен, увидев Пазаира между двумя стражниками.
– Перед тем как обнародовать факты, – заявил Монтумес, – я решил посоветоваться с вами.
– Вы арестовали судью Пазаира?
– Он совершил убийство.
– И кого же он убил?
– Беранира.
– Это нелепо, – вмешался Пазаир. – Он был моим учителем, я глубоко почитал его.
– Почему вы так уверены в своем обвинении, Монтумес?
– Он был застигнут на месте преступления. Пазаир вонзил перламутровую иглу Бераниру в шею; крови почти не было. Когда я со своими людьми вошел в дом, я сразу понял, что он только что совершил злодеяние.
– Неправда, – возразил Пазаир. – Я только что обнаружил тело.