Картер признался в том, что безумно полюбил Египет – страну неторопливости, незыблемости, солнца. Он восторгался зимородками, стадами буйволов, грацией местных женщин. Раифа попросила, чтобы он говорил с ней по-арабски, и поправляла молодого человека, если он ошибался.
Неделя пролетела, словно миг. Однажды вечером девушка повела Говарда пить чай к своему знакомому, который пробовал себя в живописи. Тот, опираясь на посох, вышел им навстречу. Дом мужчины был выстроен из кирпича-сырца, а рядом он соорудил мастерскую из камыша, чтобы заниматься там живописью.
Пищу готовили под открытым небом. На печи всегда стоял чайник, полный свежего ароматного чая. Хозяйка пекла медовое печенье; собаки, которых здесь было великое множество, попрошайничали. Хозяин дома познакомил Картера со своими друзьями. Здесь оказались простые крестьяне и погонщики ослов, сторожа гробниц и разносчики, а также чиновники и даже полицейские. Картер быстро обзавелся знакомыми не только в Курне, но и на побережье Нила, сблизившись и деля с ними все их радости и горести.
* * *
Горизонт стал сначала оранжевым, а затем полиловел. Волны Нила вспыхнули золотистыми бликами. Священная гора утопала в голубых и розовых облаках. В это одеяние она укутывалась до зари. Нежный бриз овевал листья пальм. Сторожа, охранявшие поля, карабкались на вышки.
Сидя на берегу реки, Говард и Раифа впервые любовались закатом вдвоем, ожидая, когда появятся звезды. Картер показал Большую Медведицу и Полярную звезду, и Раифа заметила:
– Ты стал хорошо говорить по-арабски. Теперь вполне обойдешься без моей помощи.
– Нет, я еще не чувствую тонкостей языка, – возразил Говард, испугавшись, что предлог для встреч с красавицей может исчезнуть.
– Сегодня возвращается Гамаль.
Картер не нашелся, что сказать. Он бросился целовать Раифе руки, но она смутилась, вскочила и убежала. Молодой человек не стал ее удерживать. Девушка плыла на лодке к берегу живых, а он остался на стороне мертвых.
[37]
Вечер выдался теплым, и Говард решил заночевать на воздухе, у стен храма в Дейр-эль-Бахри, чтобы с восходом солнца сразу взяться за карандаш. Картер забрался в пустую гробницу и устроился там спать. Вдали от суетного мира он мечтал о счастье.
14
Порчестер получил телеграмму в Неаполе, на следующий день после скучнейшего знакомства с мафиози.
«Возвращайтесь в Хайклер как можно скорее. Ваш отец при смерти.
Управляющий».
Итальянские приключения были забыты. Виконт без промедления поехал домой.
В холле собрались слуги. Навстречу вышел управляющий:
– Ваше сиятельство…
– Когда это случилось?
– Ваш батюшка скончался во сне этой ночью. Вчера вечером его соборовали, и он перечитал завещание. Позвольте от имени всех слуг принести вам соболезнования и уверить в нашей неизменной преданности всему роду Карнарвонов.
– Где он?
– В спальне.
Порчи провел ночь рядом с телом отца. Только его смерть могла заставить сына осесть в родовом поместье и заняться приумножением семейных богатств.
Внезапно Порчи осознал, что осиротел. Теперь он был лишен отеческих советов, к которым не прислушивался, но которые ценил. Порчи заплакал. Он не жалел себя, не сокрушался об утраченной возможности лучше узнать того мудрого человека, которым был его отец, нет – но настала одна из тех редких минут, когда они с отцом были близки.
Той ночью Порчи тоже умер.
* * *
Отпевание, похороны, скорбная вереница знакомых и родственников – пятый граф Карнарвон достойно вынес подобное испытание. Таким образом, в двадцать три года он стал владельцем огромного состояния и унаследовал тридцать шесть тысяч акров земли.
Удар, вызванный смертью отца, оказался сильнее, чем Порчи мог ожидать. Он провел в уединении целый месяц – гулял с собаками, ездил верхом, охотился на уток и изучал отцовские бумаги. Выяснилось, что старый граф играл выдающуюся роль в политике страны. Поэтому Порчестер не удивился, когда к нему обратились с просьбой об аудиенции от имени премьер-министра Ее Величества.
Посланец оказался сорокалетним мужчиной в строгом темном костюме. Седеющие бакенбарды и холодное, лишенное всякого выражения лицо придавали ему респектабельный вид.
– Позвольте вас поблагодарить, – начал он, – что в нынешних прискорбных обстоятельствах вы любезно согласились уделить мне время. Мы с пониманием приняли бы ваш отказ!
Порчестер усмехнулся:
– И стали бы меня преследовать своим вниманием чуть позже? Нет уж, выкладывайте!
Подобное выражение неприятно поразило чиновника, однако он тактично пропустил сказанное мимо ушей.
– Будучи членом кабинета Дизраэли,
[38]
ваш батюшка прославился как человек твердых политических убеждений. Он был необычайно щепетилен и строго придерживался избранного пути!
– Готов признать, что это неудивительно. К тому же истинная правда! Рад, что Британия ценит заслуги своих преданных сынов, – не удержался от колкости молодой граф.
– Увы, вашего батюшки больше нет. Но живо то Отечество, которому он служил.
– Не сомневаюсь.
– Благодарю за понимание. Ваша зрелость приводит меня в восхищение.
– Меня тоже. Наверное, в путешествиях повзрослел.
Дипломат откашлялся и после небольшой паузы продолжил:
– Именно об этом я и хотел с вами побеседовать. Учитывая ваше нынешнее положение в обществе и те обязанности, которые вскоре будут на вас возложены, вам следовало бы…
– Остепениться? Я бы на вашем месте на это не рассчитывал, – перебил Порчестер.
– Нет, отнюдь!
Молодой граф был заинтригован. Беседа принимала интересный оборот!
– Ваш батюшка являлся честью и совестью общества, – продолжал чиновник. – Он поддерживал правительство во всем, что касалось насаждения порядка и нравственности, он много сделал для страны. Мы искренне надеемся, что вы продолжите его великие дела.
– Наш род всегда будет радеть за процветание Англии!
– Вы не похожи на отца! Он любил жить в поместье или в крайнем случае в Лондоне. А вы, напротив, выказываете страсть к экзотике. Нам известно, что вы совершили несколько кругосветных путешествий, встречались с разными людьми…