— Проспится — пройдет.
Проспаться Незваному довелось в пути: с нарочным прибыл приказ — явиться в оперативный отдел штаба фронта. Выехали верхами втроем: Утков ловил дезертиров в соседних лесах. В штабе приняли без проволочек. Начальник оперативного отдела, по виду — полковник из запаса, тут же развернул карту.
— Господа… Простите, товарищи командиры, как вам, может быть, известно, противнику, — он избегал слова «белые», — удалось окружить группу наших войск. В настоящее время группа с боями приближается к фронту. Ваша задача: выдвинуться в район предполагаемого прорыва и всеми мерами обеспечить группе выход из окружения. Для согласования действий группа пришлет связного. Пароль: «Каков ритм движения группы?» Ответ: «Четыре шага — вдох, четыре — выдох».
— Четыре — вдох, четыре — выдох, — повторил Незваный.
Старшов понял, почему он повторил: именно так учили водить пехоту в длительных маршах во всех юнкерских училищах.
— В активные действия с противником не вступать до прихода связного. Если нет вопросов, свободны. Эшелоны будут поданы утром.
Спать полку не пришлось. Пока вернулись командиры, пока разыскали разбредшихся в поисках солдатских утех бойцов, пока собрали имущество. По счастью. Утков успел вернуться с двумя десятками отловленных дезертиров, половина которых, правда, разбежалась в сумятице погрузки. Но эшелоны прибыли вовремя, погрузились быстро и через пять часов «зеленого» хода сменили на позициях полк. Весь день Незваный и Стартов знакомились с обстановкой, распределяли участки и сектора обстрелов, а закончив эту привычную нудную обязанность, стали ждать, строго-настрого приказав не ввязываться в активный бой.
А связного все не было. Полк вяло отстреливался, соблюдая приказ, но подобная анемичная оборона могла создать у белых впечатление малых сил, и тогда они вполне могли решиться на атаку. До получения сведений от окруженной группы это было опасно, и командование, приказав зарываться в землю, ломало головы, как бы удержать противника от активных действий.
— Есть одна мыслишка, — сказал Утков. — Надо переговоры затеять. По моим данным, у них — сыпняк. Могут клюнуть.
— У них — сыпняк, а у нас какая причина? — спросил Тимохин. — С чего это вдруг свежий полк о перемирии запросил?
— Идея! — улыбнулся Незваный. — На переговоры пойду либо я, либо Старшов. И в той же должности — с их стороны. Так сказать, офицер с офицером тет-а-тет. Если осторожно намекнуть… Ну, понятно, на что красный офицер может намекнуть белому коллеге.
— Например? — насторожился Утков.
— Например, на сдачу полка при определенных условиях. А условия можно неделю оговаривать.
Воцарилось молчание. Утков недоверчиво хмурился, а комиссар соображал. Потом сказал:
— Другого выхода не вижу.
— Под твою ответственность! — предупредил Утков. — Под прямую твою!
— Под мою, согласен. Чего молчишь, Старшов?
— Мне это не нравится. Не нравится, и все. А возражать — нет у меня аргументов.
Через сутки Утков доложил, что связь с белыми налажена и что, в принципе, у них нет возражений. Но есть требования: встреча — в пятницу, парламентеры в должности не ниже начальника штаба полка, место встречи — середина нейтральной полосы. Если красные согласны, пусть обозначат место встречи белым флагом, после чего к нему одновременно пойдут без оружия оба представителя.
— Попались, — Незваный радостно потер руки. — Ставь флаг, комиссар. Разыграем, кто пойдет, Леонид? Монета найдется?
— Мальчишки, — Тимохин достал пятак. — Для внука подобрал.
— Загадывай, Леонид.
— Орел.
Незваный подкинул. Монета со звоном упала на пол.
— Решка, — сказал Тимохин.
— Кидать надо уметь, — улыбнулся Незваный.
Он был непривычно возбужден, что очень не нравилось Старшову. Правда, Леонид надеялся на опыт Викентия Ильича и верил, что как только начнется встреча с глазу на глаз, к нему вернется хладнокровие и рассудительность. Однако перед сном спросил:
— Что предложить, продумал?
— Репетирую, — буркнул Незваный. — Я в любительских спектаклях играл. Давай лучше выспимся, а?
Но выспаться не удалось. Ночью явился Утков вместе с комиссаром.
— Девчонку задержали. Отвечать отказывается, начальства требует.
— Погоди, оденемся.
Петр вышел. Командиры торопливо одевались.
— Не девчонка она, — вдруг сказал Тимохин.
— А кто?
— Сам увидишь. Утков, давай ее!
Вошла очень юная девушка в кофте и юбке, с платочком на плечах: так одевались мещанки многочисленных южных городков. Свежее личико, смелые, даже дерзкие глаза со странной синевой, а главное, манера держаться независимо без вопросов убедили Старшова, что комиссар прав. Перед ними стояла барышня, и все это сразу поняли, а Леонид вдруг поймал себя на мысли, что так, именно так выглядела юная Варя, когда он, набарахтавшись в прудовой тине, выбрался на берег
— Ваше имя, мадемуазель? — спросил он.
— С вашего позволения, сначала — дело. Начальник контрразведки должен уйти.
— Чего? — с хмурой недоверчивостью спросил Петр.
— Таковы условия, по которым ваш полк был переброшен на этот участок.
Командиры переглянулись. Потом комиссар сказал:
— Выйди, Петр.
Утков вышел, вызывающе хлопнув дверью.
— Ну? — спросил Тимохин. — Что велено передать?
— Приказано ждать вашего вопроса.
— Вы дерзки, мадемуазель, но красота с избытком искупает дерзость, — улыбнулся Незваный. — В каком ритме передвигаются те, кто вас послал?
— Четыре шага — вдох, четыре — выдох.
— Присаживайтесь, — Старшов подал стул. — Тот, кто вас послал, давно закончил в юнкерском?
— Вместе с моим братом, но это несущественно.
— Ваше имя?
— И это несущественно. Впрочем, чтобы хоть как-то общаться, зовите меня Лерой.
Говоря это, она в упор смотрела на Старшова, то ли вспоминая о чем-то, то ли пытаясь о чем-то напомнить ему. Он столкнулся с нею взглядом, но Лера не опустила глаз, не потупилась, что следовало бы сделать барышне ее возраста. И опять Леонид подумал, что она кого-то неуловимо напоминает: «Нет, пожалуй, не Варю. А может быть, все-таки ее?»
— Что вы имеете нам доложить, мадемуазель Лера?
— Только то, что мне приказано. Группа будет прорываться на вашем участке. Сегодня среда? Значит, в субботу на рассвете. Командующий просит об артиллерийской поддержке и демонстрации атаки в течение получаса.
— А своя артиллерия у вас есть? — спросил Тимохин.