См. статью "Любовь" - читать онлайн книгу. Автор: Давид Гроссман cтр.№ 172

Мунин: Мне просто не хватало, знаете, привычных… То есть необходимых… телодвижений.

Господин Маркус: Поскольку многие среди нас ни на минуту не прекращают говорить сами с собой или с какими-то незримыми потусторонними тенями, то, когда им на самом деле задают какой-нибудь простейший вопрос, они немеют от страха. Мгновенно теряются. И ведь правда, что мы собой представляем? Эта злосчастная команда Отто Брига, известная как «Сыны сердца»? Пародию на борцов, на партизан, обитающих в диких лесах, вдали от всего рода человеческого. Как победим — одинокие, беспомощные, не имеющие никакой поддержки?

Нет сомнения, что доля отчаяния и убогости этих людей, так называемых деятелей искусств, успела просочиться в душу Казика. Он слушал с открытым ртом описания их странных, ни на что не похожих сражений и почувствовал, какие огромные усилия они прилагают в надежде добиться победы. Впервые в жизни нежные щупальца его ощущений, подобные усикам насекомых, коснулись пределов человеческих возможностей, и Казик с удивлением обнаружил, до чего же он близок к ним.

Путешествие совершалось в чрезвычайно замедленном темпе (заняв при этом тридцать четыре минуты обычного времени). В определенных местах команда останавливалась, чтобы дать Казику необходимые пояснения и ответить на его многочисленные вопросы. В ходе экскурсии Казик последовательно миновал Вопль разрывающей душу жалобы (см. статью крик), оптическую систему, призванную осуществлять «похищение времени» (см. статью Прометей), могилу Паулы, перекривившееся от перенесенных пыток лицо Гинцбурга и еще несколько таких же весьма примечательных экспонатов. Почти два года своей жизни Казик провел в дороге, и они явились, как видно, основополагающими в становлении его личности. Случались, правда, в этом походе, благодаря которому Казик познакомился с окружающим миром, мгновения возвышенного счастья (см. статью жизнь, радость жизни), но в основном оно характеризовалось болезненным пробуждением от былых заблуждений, горьким отрезвлением от радужных надежд. Казик узнал, что такое подлинная жизнь и как много ужасного она в себе заключает (см. статью страдание).

Вассерман:

— И когда мы шли за ним, герр Найгель, согбенные, смертельно усталые и погруженные в свои тяжкие грезы — каждый в свой кошмарный сон, — все мы чувствовали, что очень нуждаемся в нем, очень-очень нуждаемся… Что наши судьбы и битвы неразрывно связаны с его жребием и зависят от его воли. И может ли быть большая жестокость, чем требовать столь много от такого молодого существа, но на войне как на войне, и какой у нас был выбор? Это была теплая звездная ночь начала апреля тысяча девятьсот сорок третьего года. Небо на горизонте пылало багровым заревом пожарищ, языки пламени взлетали ввысь. Тяжкий запах горелой плоти долетал издалека. В пять часов и одну минуту вся компания достигла порога домика Отто. Хозяин уже поджидал их в дверях.

— сигарета, небольшая бумажная трубочка, набитая табаком и предназначенная для курения.

Вернувшись из своего последнего отпуска (см. статью отпуск), проведенного в Мюнхене, Найгель начал непомерно много курить. В один из вечеров, в порыве великодушия, он предложил сигарету и Вассерману. Сочинитель, который отродясь не курил, тем не менее взял ради своего друга Залмансона, который на протяжении всего периода пребывания в лагере не прекращал тосковать по своим дорогим сигарам. Вассерман затянулся разок для приличия и едва не задохнулся дымом.

Вассерман:

— Как чертово колесо закрутилась моя бедная голова! Какой мудрец мог предвидеть, что цигарки эти так кусаются? Чтоб гореть ей ясным пламенем! — Однако сделал и вторую осторожную затяжку прежде чем бросил проклятую сигарету. — Чтобы черный год пришелся на него, на этого Залмансона! Еще и удушиться чадом преисподней я должен ради него?!

— Сергей, Сергей Петрович Семёнов,

советский физик, уроженец… Х-мм… Даже этого не потрудился сообщить нам сочинитель. Ни где родился, ни где учился, ни кем были родители — полный провал. Известно только, что в отрочестве оказался одним из членов команды «Сыны сердца». В дальнейшем, покончив с детскими забавами, прославился на весь мир благодаря своим исследованиям в области теории света. По своему характеру был человек замкнутый и нелюдимый. Любому другому времяпрепровождению всегда предпочитал работу в лаборатории и вечно был погружен в какие-то научные расчеты. Собственно, и в детстве был малообщителен: золотые руки и запечатанное сердце — говорили про него. По-видимому, именно чувство некоторой неприязни к этому сухарю заставило Вассермана в семи из шестнадцати глав «Сынов сердца» по рассеянности «забыть» отправить его вместе с остальными героями на поиски приключений. Однажды Вассерман откровенно признался перед редакцией, что «есть в нем что-то, в нашем добром Сергее, что-то такое… В общем, сдается мне, неспроста он столь замечательно разбирался в приборах и шестеренках — можно сказать, постиг их изнутри. Как будто более принадлежал к обществу механизмов, чем людей. Никогда не удалось мне заставить его произнести какой-нибудь милый пустяк, шутку или ласковое, сердечное слово». Вассермана постоянно мучило неясное подозрение, что Сергея вообще не интересуют никакие благородные спасательные операции и прочие добрые дела Сынов сердца, а привлекает только возможность изобретать и совершенствовать всякие удивительные технические новинки, необходимые для выполнения отчаянных замыслов Отто. Поскольку сам Сергей был, мягко выражаясь, несловоохотлив, то и Аншелу Вассерману, как уже было сказано, немного удалось поведать о нем читателям. В начале войны Сергей трудился в каком-то московском тщательно засекреченном исследовательском институте и внес серьезный вклад в развитие современных видов оружия. Отправившись однажды в действующую армию — на юго-западный фронт — для испытаний, с целью дальнейшего усовершенствования своего изобретения (какой-то системы обнаружения и поражения скоплений вражеской артиллерии и танковых соединений), совершенно непредвиденно оказался в плену у немцев. Скрыв свое настоящее имя и род занятий, попал в лагерь советских военнопленных, где, видимо, без особого труда сумел обратить внимание начальства на свой талант искусного механика. В конечном счете попал в Варшаву, где трудился простым рабочим на фабрике, выпускавшей стекла для очков — столь необходимых солдатам и офицерам Вермахта. Немцам и в голову не приходило, что за птица попалась в их сети. В конце сорок второго года Отто посетил указанное предприятие в центре Варшавы и к своему великому удивлению и не меньшей радости увидел Сергея. Одеяние узника и плачевный вид заключенного не помешали Отто узнать в нем старого товарища. Сергей его не признал, возможно, потому, что, по выражению господина Маркуса, «находился уже за пределами своей жизни». Отто сумел подкупить ответственного за охрану рабочих…