Горы, моря и гиганты - читать онлайн книгу. Автор: Альфред Деблин cтр.№ 149

Когда башни были достроены, а строительные леса демонтированы, люди на кораблях (по сути являвших собой поставленные на якорь плоты) еще какое-то время работали: подводили по трубам морскую воду к нижним слоям каменной массы, периодически подсыпали на подножия башен землю и груды растений. Потом людей-гигантов предоставили их судьбе и воздействию ветров дождей тепла холода… На вершинах шотландских гор воду для подпитки брали из ручьев.

Сколько-то человекобашен было разрушено ящерами еще во время строительства. После чего морские башни стали возводить в укромных уголках Ирландского моря. Всего построили около ста таких башен, потом — еще двести. Оборонительная линия протянулась на север, вдоль шотландского побережья. Позади нее, под ее защитой заканчивалось строительство горных башен. От Согне-фьорда [90] линия гигантов уходила на юг, огибала ютландское побережье, пересекала Северное море и приближалась к Британским островам. В океане, на горах стояли человекобашни. Глаза у всех тупо устремлены вниз. С груди, особым образом защищенной, свисает до пупка белая сеть — кусок турмалинового полотнища. И когда поблизости оказывалось гигантское земноводное, или птице-ящер с зубастыми челюстями, или плавучий дракон, или странствующее желеобразное чудище, человекобашня приманивала его к себе. Полотнища излучали блаженство. Все загнанные, издыхающие гренландские твари, попав в зону этого излучения, будто обретали второе дыхание: они подбирались к полотнищам; изнемогая от томления, взбирались на плот; принюхиваясь и шаркая лапами, вскарабкивались на грудь человекобашни. Руки гиганта, свисавшие по бокам, начинали дергаться, все быстрей и быстрее. Мутные глаза — наверху — моргали, лоб собирался в хмурые складки. Руки хватали, что попадалось: амфибию птицу медузу желеобразное чудище. Башенный человек всегда испытывал голод. Он глухо стонал. Придавливал локтем карабкающуюся по нему тварь. Зажимал ей пасть. Голова твари бессильно свешивалась. Пальцы гиганта раздирали еще живое животное, руки шарили в жидком месиве, отправляли кровавые куски в бездну глотки, из которой вырывался зловонный пар. И у этого чудовища, человекодрева, подрагивали губы щеки складки на шее, будто он хотел рассмеяться. Глаза от удовольствия несколько раз моргали.

Башня в горах сбрасывала ящеров и жадных драконов под себя. Там внизу была ее почва, именно оттуда в башенного человека поднимались новые соки; когда это происходило, он недоуменно моргал, ронял с губ слюну. Печально и глухо взревывал.

ПОКА ПРОДОЛЖАЛОСЬ нашествие ящеров, люди бежали в градшафты, жили там в страшной скученности. Сенаты, уже в период гренландской экспедиции по сути превратившиеся в закрытые союзы, о массах больше не заботились. Градшафты были им безразличны. Они считали, что в свое время проявили ребячество, когда так сильно тревожились по поводу бегства из городов, по поводу движения поселенцев. Страха перед возможным бунтом сенаторы больше не знали. Они были до зубов вооружены; делать машины никто, кроме них, не умел; спроектировать фабрику, разобраться в предназначении и тонкостях эксплуатации сложных аппаратов вроде преобразователей или накопителей энергии — на такое были способны только мужчины и женщины из их круга; сенаторам ничего бы не стоило вообще остановить все фабрики Меки и заставить людей голодать. А теперь еще эти человекобашни!

Идейным вдохновителем европейской элиты был Делвил — фигура крупномасштабная, но движимая исключительно ненавистью. Везде — в Лондоне Брюсселе Париже Лионе Гамбурге Христиании Копенгагене — сенаторы придерживались единого мнения: «Пусть эти градшафты хоть совсем сгинут. Нам будет больше места». События кануна гренландской экспедиции уже как бы просеяли сенаторов через сито. Теперь же и последние колеблющиеся сдались. Теперь сенаты называли себя комитетами безопасности. Слова, которыми они пользовались, были старыми: «Спасение градшафтов»; но свои интересы они научились отстаивать куда более активно, чем прежде. Эскойес в Барселоне говорил: «Мы автономны. Мы не слуги никому. Не поверенные. Кто согласен прозябать в нашей тени, пусть прозябает. Кто нет, пусть пеняет на себя. У кого власть, у того и свобода. Мы свободны. И знаем, перед кем несем ответственность. Никто не принудит нас служить иным целям, кроме как нашим. Да будет проклят каждый, кто потребует от нас чего-то другого». Сенаторы, как в давно прошедшие века, появлялись теперь на людях замаскированными, невидимыми. То, что Делвил в больших масштабах осуществил к северу от Лондона — гонения на поселенцев, их истребление, — делалось понемногу повсюду. Некоторые представители сенаторских сословий, мужчины и женщины, отличались особой необузданностью, горячностью. Между ними порой возникали конфликты; было известно также, что за Теном Кейром стоит маленькая группа сторонников, которых Делвил уже припер к стенке; Тен Кейр хотел следовать прежним путем стимулирования градшафтов. Однако новый революционный слой правящих родов не позволял ему осуществлять такую политику.

Массы населения в западных градшафтах были загнаны под землю; под землей самовластие господ развернулось во всю ширь. После того как беженцы создали для себя под землей простые временные жилища, господа с гордостью и радостью переместили туда же фабрики аппараты оружие. В Гамбурге и Христиании фабрики были уничтожены первобытными тварями; это и послужило сигналом, чтобы эвакуировать под землю все предприятия. Повсюду, где это осуществилось, господа ликовали: ибо наконец смогли показать всем, на что они способны.

Люди вкапывались в землю, чтобы спастись от страшных чудищ и еще потому, что их подстрекали господа — гордые человекосамцы и человекосамки. Как дерево, как целый лес, который вдруг стал бы расти корнями вверх, так же — в глубину — росли теперь города. Прежние площади и улицы были покрыты бетонными и каменными плитами метровой толщины или просто обезлюдели. Когда несколько столетий назад появились фабрики Меки, люди забросили поля и леса, предоставив их запустению, а сами скучились в градшафтах: стекались к аппаратам, как мухи на мед. Теперь же они оставили и сами территории, на которых располагались градшафты. Жили, как может жить человек, а не как живут муравьи, вынужденные строить свои муравейники непременно на земляном грунте. Люди теперь взрывали землю и собственными руками создавали, одно за другим, всё, в чем нуждались для жизни. Угнездились в земле, как какое-нибудь семейство жуков в толстой древесной коре: вбуравливались все глубже и глубже.

Через несколько месяцев после первых, вызвавших панику нападений гренландских тварей часть Лондона, прилегающая к Дуврскому проливу — районы Колчестер, Ипсвич, а позже и южные пригороды Хастингс, Рамсгейт, Дувр [91] , — исчезла (отчасти под воздействием карательных рейдов Делвила) с поверхности земли, на которой простояла много столетий. Между взорванными домами располагались теперь пустоши или лес. Бетонные плиты укладывали прямо под открытым небом; они быстро заросли мхом и травой. В плитах оставили скрытые отверстия — для вентиляции и загрузки необходимого сырья. Шахты пробивали между разными слоями земли, как при горных разработках. Строительство осуществлялось по принципу кораллового рифа. То есть из многих мест одновременно, а в глубине разные туннели соединялись. Рабочие сравнительно легко прокладывали штреки сквозь пласты песка щебня аллювия и делювия; грунтовые воды глубокого залегания отводили в сторону; через плотную глину приходилось пробиваться. Спокойно и мощно распространялись под землей, все глубже и глубже, города с людьми и животными: Лондон Оксфорд Рединг [92] Колчестер Хастингс Рамсгейт Лютон Хертфорд Альдершот [93] . Они оказались на дне древнего схлынувшего моря: среди мергеля и меловых отложений, среди останков тонкораковинных моллюсков давно прошедшего геологического периода и головоногих, которые жили тысячи лет назад. Люди раздвигали земляные стены там, где когда-то было море и резвились мириады, многие поколения крылоногих моллюсков: хрустально-прозрачных существ с сильными ногами-плавниками (в пенящейся воде плавники эти движутся вверх и вниз, как крылья).