Портрет призрака - читать онлайн книгу. Автор: Грегори Норминтон cтр.№ 21

А сейчас Дигби лежит в благоуханной постели, но он изнурен до мозга костей. Долгая тряска в седле измучила все его тело. Ступни будто продолжают упираться в стремена, пятки то и дело дергаются, словно все еще подгоняют лошадь. На него наваливается душная темнота.

И еще он чувствует, что кровать под ним дрожит, точно как было в детстве, когда он свалился в лихорадке. Стены сдвигаются вокруг него, потолок угрожающе опускается. Потом они словно отшатываются, и комната приобретает прежние размеры — а он сжимается в комок на гладкой, мягкой перине, и в ушах Дигби снова звучит резкий отказ Натаниэля еще раз присоединиться к нему.

Тени, сгущаясь, заволакивают лицо живописца. Огонь позади него — словно пламя преисподней.

Где-то в лабиринте дома громко хлопает то ли дверь, то ли окно. Наверное, Деллер отправился спать. Затем словно отовсюду разом доносится странный перестук. По телу Дигби пробегает холод; он вздрагивает, будто в его комнату явилось привидение. За окном сильный порыв ветра клонит ветви деревьев. Струи ливня хлещут по крыше. Дом скрипит, точно галеон в шторм. Но вот наступает тишь. Дождь стихает, ветер словно утомился, и Дигби ожидает услышать, как деревья расправляют ветви, сбрасывая гнет обрушившейся на них бури. С какой радостью он отдался бы передышке, подобно этим деревьям; но его дух по-прежнему томится предчувствиями. Что там шептал старик-слуга? Грядет новый потоп. Что ж, так и должно быть. Разве не был казненный король Карл одним из царей Апокалипсиса, разве не отдал он свое могущество Зверю? Отчаянное противостояние, с которым Дигби сталкивается изо дня в день, — разве это не свидетельство близкого конца? Он вспоминает гримасы людей в кокпите улицы Шулейн. Порой он приходит туда в смиренном подражании Господу нашему среди грешников, чтобы говорить с другими о возможности жить в ином мире. С Тоби и Робертом, своими собратьями, он посещает состязания по боксу в Медвежьем саду. Там они отводят взгляд от залитых кровью лиц и ободранных костяшек; дышат ртом, чтобы не чувствовать сильный запах табака и пота. Они ищут зрителя, который, стыдясь, закрывает глаза или сочувственно вздрагивает, когда боец падает наземь. Этот человек, такой человек еще может быть спасен. И тогда Дигби с собратьями говорят с ним об общине, о милосердии господнем, что нисходите неба, как давным-давно солнечный свет низошел на холм в Суррее, и о том, как люди могут расчистить путь для царя Иисуса. Почему бы, брат, тебе не бежать с нами в Новый Свет?

Перья в подушке щекочутся, Дигби кашляет и стирает с лица капельки собственной слюны. Разумеется, морское путешествие будет полно тягот и лишений. Внутренности словно слипнутся в ком, волны станут хлестать их тяжелыми мокрыми бичами. Да, они будут тосковать по твердой английской земле, цепляясь за снасти во время шторма. И в сравнении с прожорливой пучиной все, что было так мучительно в Лэмбете, будет казаться им раем. Нужны будут красноречивые спутники, чтобы поддерживать среди них мужество, — может, среди них окажется новый Уинстенли или Уильям Делл. Боящийся Господа ничего не устрашится и не убоится. Разумеется, они не утонут — ведь провидение с ними и за них.

Дигби вытягивается под простынями и кладет голову на сгиб руки. Он должен поспать, он так нуждается в целительном действии сна. Но воспоминания о споре с хозяином дома продолжают терзать его. Можно ли сделать что-нибудь еще, чтобы все же склонить его на свою сторону? Есть ли надежда на такой исход? Истинный Натаниэль погребен в глубинах дородного тела. Сумеет ли Дигби найти рецепт, что извлечет Натаниэля из его могилы?

Он крутит головой, потом ворочается, устраиваясь удобнее. На миг замерев, Дигби прислушивается и к собственным мыслям, и к звукам в доме. Где-то далеко едва слышен повторяющийся перекат, будто тяжелый сундук двигают туда-сюда. Дигби закрывает глаза и до звона в ушах вслушивается, пытаясь понять, что это. Ну конечно, это храп Батшебы. Он чувствует себя оскорбленным от того, что кто-то в доме так легко ладит со сном. Охваченный себялюбивой завистью, он снова прислушивается и на сей раз начинает сомневаться в своей догадке. Для женщины это слишком низкий звук. Дигби так и не удается определить, откуда он исходит. В конце концов он решает, что это храп Натаниэля. Скорее всего, пока его жена в положении, он спит отдельно, чтобы не тревожить ее отдых.

Дигби вспоминается ночь в общине: там были аромат дрока, прохладный песок между пальцами и далекий жужжащий стрекот козодоев. Стояли теплые ночи, и не было нужды поддерживать огонь. Луна была полной; они лежали возле угасшего костра и упивались свободой, равные перед богом юные бродяги. Дигби начал было что-то говорить, но, приподняв голову с подушки из вереска, обнаружил, что его слушают лишь звезды — все собратья уже спали. Нэт Деллер был тогда с ними, и на его плече лежала растрепанная головка… как звали ту девушку? Должно быть, тогда была их последняя ночь вместе.

Дигби размышляет о гармонии Времен. Сейчас, как тогда, он слушает звуки сна Натаниэля. Все вокруг погружено в сон — и этот дом, и насквозь промокшие холмы, и вся страна. Но даже она — не более чем пылинка в бесконечности целого мира.

Дигби вдруг почувствовал, что и боль, и смятение покинули его душу. Ему открылось, что он никогда не знал в точности, каковы же на самом деле убеждения и надежды его собрата. В те далекие годы их дружба возникла сама собой. Каждому из них было легко и хорошо рядом с другим. Им нравилось говорить друг с другом. Но желание изменить жизнь вокруг них — хотели они в этом одного и того же или нет? Дигби желал изменить все общество — а Натаниэль?.. Его основным занятием на Кобхэме было рисование. Он усаживался в тени березовой рощи, раскладывал на траве подле себя свои принадлежности и подолгу всматривался в далекие пурпурные холмы, мерцающие от жары, пока вдохновение (как он называл это) не начинало двигать его рукой. И возникала картина: неопределенная форма обретала очертания коровы; путаница растертых пальцем штрихов становилась листвой под ветром. Натаниэль никогда не мог отказать ребятишкам в удовольствии смотреть, как он работает, но среди взрослых Дигби был одним из немногих, кому он позволял присутствовать при этом. Нат Деллер увлеченно отдавался своему занятию — да. Но он и трудился со всеми на вырубке дрока, хотя был рубщиком медлительным и неловким. Лицо его быстро наливалось кровью, рубаха пропитывалась потом, и вскоре он обычно объявлял о внутренней потребности запечатлеть эту сцену или эти облака на бумаге. Он был не таким, как все другие. Одни этому радовались, другие негодовали — и среди вторых не все скрывали своей неприязни к нему. Но и в их тесных кружках Дигби защищал своего друга, не в силах отказаться от неуместной порой привязанности к художнику. Так неужели правы были те, кто считал художника лицемером? Более мудрые голоса увещевали их. Для успеха нашего дела, говорили они, нам нужны все верные люди. Предупрежденный об отношении к нему в общине Натаниэль взялся помогать пасти скот. Он направлял в нужную сторону стадо, хлопая шапкой по спинам животных, и вытаскивал застрявших в зарослях овец. Все это он проделывал без особого мастерства — так же, как Дигби управлялся с лекарствами. Много раз Натаниэль восхищался ими всеми в уединенных беседах с Дигби. Он наслаждался — таково было его слово, — наслаждался простотой их жизни. Хотя угрюмое выражение их обветренных лиц, их тела, носившие отпечаток тяжелого труда, должны были бы заставить это слово застрять у него в горле.