Орест Беспалов, разумеется, ничего не подозревая, катал в своем излюбленном трактире шары на бильярде, не находя себе партнера, с кем бы стоило сыграть, как вдруг заметил перед собой огромного, плечистого господина с бриллиантовыми кольцами на пальцах.
Это был Борянский, поспешивший с точностью выполнить указание Белого.
Орест нацелил на него прищуренный глаз и решил, что это, должно быть, приехавший из провинции богатый помещик. Он чмокнул губами и, для того чтобы произвести впечатление на «помещика», раскатисто крикнул:
— Половой! Рюмку хлебного вина Беспалову!
Провозгласив это, он ударил кием по шару и всадил его в лузу так, что тот щелкнул наподобие пистолетного выстрела…
— Не угодно ли сыграть? — дрыгнув ногой, предложил «помещику» Беспалов.
Тот, зная уже, что имеет дело с Орестом Беспаловым, то есть именно с тем, с которым он должен был свести знакомство по приказанию Белого, ответил ему: «С удовольствием!» — взял себе кий, и игра началась…
Борянский, несмотря на то, что бильярд был совершенно не знаком ему, стал показывать такие чудеса игры, что Орест в первую минуту даже вытаращил на него глаза, но потом вдруг уложил кий по борту и протяжно свистнул:
— Нет, маэстро! Со мной это не пройдет!.. Вижу, что вы обладаете самыми сокровенными познаниями бильярдной игры, и до некоторой степени, маэстро, мы в ней тоже кое-что понимаем!
— То есть, позвольте, что именно? — с достоинством спросил Борянский.
— А вот что! — сказал Орест. — Вот этот маневр «подпихом» называется, а этот делается при помощи рукава… — и он на бильярде продемонстрировал несколько весьма ловких приемов, с помощью которые можно было выигрывать наверняка.
Борянский пустил с Орестом эти приемы просто из любви к искусству как виртуоз, великолепно изучивший свое дело.
Собственно, по профессии он главным образом орудовал картами, но не чужд был и бильярду, хотя давно уже не играл на нем, но сейчас он, как говорится, просто «попробовал руку»… Но опытный глаз Ореста сейчас же различил, в чем тут дело, и Борянский должен был убедиться, что наскочил тут на такого же доку, каким был и сам.
— А вот этот прием вы изволите знать? — увлекаясь своим искусством, спросил его Орест. — Вот если желтый стоит тут… — и он показал такой фортель, что Борянский не мог не ахнуть от удовольствия.
— Нет, это для меня новинка, — невольно вырвалось у него. Он уже больше не отрицал своего «искусства». — А знаете что, — предложил Оресту, — не хотите ли выпить вместе?
— Ну что за вопрос! — застенчиво отозвался Орест и еще застенчивее добавил: — В особенности, ежели за ваш счет!
Борянский велел подать им водки, и они поместились за отдельным столиком.
— Что мне нравится в вас! — продолжал разглагольствовать Орест, разглядывая Борянского. — Приемы физической силы! Вот я про себя скажу: у меня, так сказать, и игра ума, и мощь фантазии, а вот телосложением я слаб, то есть в смысле мускулатуры… А вы — положительный Буцефал…
— Буцефал — это лошадь была, — улыбнулся Борянский.
— Именно-с, я в этом смысле и изрек, ибо вы, так сказать, олицетворение лошади в мужском роде…
— Берегитесь, чтобы я, несмотря на всю вашу игру ума, не сравнил вас с ослом! — заметил ему Борянский, впрочем, добродушно рассмеявшись.
— А что ж, это недурно сказано! — похвалил Орест. — Во всяком случае, видно, что вы и за словом в карман не полезете! Ваше здоровье, маэстро!
И они чокнулись.
— Вы знаете, — стал говорить Борянский Оресту, — вы мне понравились!
— Не вам одним! — с апломбом заявил Орест. — У меня как-то врожденно, что я всем нравлюсь!
— Ну, да, да, разумеется! Так знаете что, чем нам прохлаждаться тут, в трактире, хотите попросту пойдемте ко мне, и я вас дома угощу на славу!.. У меня такой коньяк есть!..
Орест приложил палец ко лбу в знак глубочайшего размышления.
Конечно, Борянскому удобнее было возиться с Орестом у себя дома, раз уж так необходимо, чем сидеть в трактире.
— Однако это нужно обсудить и взвесить! — сказал Орест. — С одной стороны, конечно, коньяк, а с другой… где вы живете?
— На Гороховой.
— Ну, вот видите… Значит, до вас еще добираться надо!.. А главное, из этого трактира я пьяный ощупью домой дорогу нахожу, а от вас куда я уйду?..
— А у меня вы можете остаться и заночевать! А коньяк такой, что, право, ради него стоит отправиться на Гороховую…
— Я всегда говорю, — вздохнул Орест, — что лаской со мной что угодно можно сделать! Одним словом, уговорили!.. Платите за истребованные нами запасы и — пойдемте!
От Моховой на Гороховую был изрядный конец, но Борянский не взял извозчика, а пошел с Орестом пешком, не желая, чтобы кто-нибудь из знакомых встретил его едущим вместе с таким субъектом, как Орест. Идя же с ним вместе, он имел возможность при встрече с кем-нибудь из знакомых приотстать и сделать вид, будто гуляет совсем один.
С Моховой от церкви Симеона и Анны они свернули на Фонтанку.
Орест шел, насвистывая, мелкими шажками, но так быстро, что Борянский едва поспевал за ним, несмотря на размах своей геркулесовской походки.
— Куда это вы торопитесь так? — спросил он у Ореста.
Тот покрутил головой и, остановившись, сказал ему:
— Как это куда!.. К коньяку… И даже к вашему коньяку!..
Он остановился, но не потому, что Борянский окликнул его, а потому что они уже как раз были у крыльца барского дома, к которому подъезжала великолепная карета, запряженная четверней цугом, с форейтором.
Ливрейный лакей отворил дверцу, и из кареты вышла высокая, стройная женщина, такая красавица, что вместе с Орестом остановился и Борянский, невольно заглядевшись на нее.
Она прошла из кареты в подъезд совсем близко от них и, когда скрылась за затворившейся за нею дверью, Орест обернулся к Борянскому и с некоторым волнением заговорил:
— Вы знаете, кто это такая?.. А я с этой женщиной, можно сказать, рос вместе! Эта красавица — воспитанница титулярного советника Беспалова, у которого я имел счастье состоять в сыновьях…
Борянский подошел к карете и спросил у кучера фамилию его госпожи.
Кучер в пышной ливрее, по всей видимости, вольнонаемный иностранец, ответил, не без труда выговаривая по-русски:
— Княгиня Мария, жена дука Иосифа дель Асидо, князя Сан-Мартино!
— Знай наших! — выпалил Орест и прищелкнул языком.
Глава XVII
Старые знакомые
Александр Николаевич Николаев, или просто Саша Николаич, как его звали в обществе, был красивым, видным и богатым молодым человеком. Немудрено, что несколько барышень на выданье были бы непрочь ответить торжественным согласием в том случае, если бы он им сделал предложение руки и сердца.