Положение Бирона изменялось день ото дня к худшему. В царскую спальню его теперь допускали не более трех, а то и двух раз в неделю. Ходили слухи, что после короткого перемирия Ее Величество вновь начала его попрекать Натальей Сенявской, а на днях пригласила родителей этой красотки, чтобы вместе с ними решить участь паршивой овцы. Если верить Замятину, который по своим обязанностям постоянно находился в приемной царицы, отец и мать Натальи Сенявской вышли из кабинета в слезах. Не загадывая ничего наперед, Пузырь тем не менее полагал, что надвигается новая буря.
Однако для Васи, равно как и для остальных шутов, вся следующая неделя прошла без каких-либо потрясений, спокойно. И вдруг 28 августа, во время завтрака, явился посыльный с запиской для Васи, скрепленной, как всегда, личной печатью императрицы: «Приказываю шуту Васе явиться ко мне этим днем в четыре часа с четвертью пополудни для особо важного дела».
Вася показал Пузырю грозное послание.
– Что-то царица придумала в этот раз? – вздохнул он.
– Положись на нее! Ее Величество всегда умела чудесить! – ответил Пузырь. – Я даже думаю, что по этой части она могла бы одна заменить целый штат шутов.
– К сожалению, ее чудачества не всегда бывают веселыми.
– Так же как наши! Не ломай себе, Вася, голову, а готовься!
– К чему?
– Ко всему! – ответил Пузырь, дружески хлопнув приятеля по спине.
Напутствие Пузыря помогло Васе дождаться приема. Он смиренно предстал перед государыней. Все тот же подчеркнуто строгий церемониал от порога, тот же запах мускуса, та же украшенная бронзой мебель из красного дерева, парадные портреты на стенах и огромный, заваленный разным бумажным хламом рабочий стол, за которым сидела все та же немолодая женщина, ожиревшая, грузная, с хищным взглядом. Но на этот раз за ее спиной не стоял на страже Бирон и от Ее Величества веяло холодом. Без фаворита она казалась еще неприступней. В неопределенной улыбке императрицы Вася почуял опасность. Он насторожился, вспомнив, как круто она расправляется с беззащитными – чем беззащитней, тем круче. Царица быстро щелкала крышкой табакерки, открывая и закрывая попеременно, верный знак – Ее Величество думает. Торжественную тишину кабинета нарушал только этот легкий клик-клак замка. Внезапно царица заговорила, с холодным лицом обратилась к шуту.
– Я думала о тебе, – строго сказала она. – Двадцать пять лет – ответственный возраст в жизни мужчины. Нельзя бесконечно жить одному. Пора заводить семью. Я и невесту уже приглядела, достойную тебя женщину из моего окружения.
С первых торжественных слов этой якобы материнской заботы о нем Вася понял, что царицу вновь обуяла безумная страсть женить людей против воли. Ей показалось мало бросить свою племянницу в объятия захудалого принца, которого юная девушка не любила. Союз, отмеченный с такой пышностью, воодушевил государыню. Она, видно, хочет превзойти самое себя в деле устройства неравных браков и теперь принялась за шутов, благо те были рядом. Вася молчал, ожидая со страхом, когда она нанесет последний удар. Он слишком хорошо знал, что забота царицы могла быть страшнее мести.
– Почему ты не спросишь у меня про невесту? Неужели не хочешь знать, кто она, как зовут? – спросила Анна Иоанновна, скрывая за добродушной улыбкой насмешку.
Выведенный из оцепенения, Вася в отчаянии пролепетал:
– Хочу, Ваше Величество! Конечно, хочу! Кто она?
– Ну что ж, тогда радуйся! Настоящее сокровище даю тебе в жены, Наталью Сенявскую!
Такого удара Вася не ожидал. В голове молнией вспыхнуло постыдное приключение бывшей фрейлины с Иоганном Бироном. Ее Величество, видимо, спохватилась, что не до конца наказала виновных, и теперь, наверстывая упущенное, мстит обоим доступным ей способом. Всея Руси самодержица, пользуясь безграничной властью, разве могла она устоять перед искушением подсунуть в постель сопернице вместо некогда ею обласканного видного фаворита безобразного карлика, одного вида которого было достаточно, чтобы женщина скинула. В стране, где церковь заодно с непомерной властью монарха, блажь царицы – закон, с ужасом подумал Вася. Значит, ни он, ни Наталья не смогут воспротивиться нежеланному браку. Возможно, только почтительное ходатайство обеих семей могло еще поколебать государыню. Вася твердо решил завтра же сообщить отцу о новых замыслах императрицы. А пока ему оставалось одно: поблагодарить Ее Величество за то участие, которое она принимает в устройстве его личной жизни.
– Замечательная новость, Ваше Величество, – пробормотал он. – Не знаю, как и благодарить за подобную милость!
– Замечательная, – согласилась царица. – Ты получаешь от меня превосходный подарок. Наталья красавица и одарит счастьем любого, кто будет с ней нежен и уважителен… Однако не чрезмерно!
Похоже, эта поправка к списку достоинств Натальи Сенявской втайне порадовала Анну Иоанновну. Она улыбалась злой холодной улыбкой, смакуя сладко-горькое блюдо, которое сама приготовила.
– Приходи в следующее воскресенье! Обсудим все подробно.
Царица вызвала звонком камердинера, с тем чтобы тот проводил шута.
На следующий день после бессонной ночи Вася не стал дожидаться отца, а, воспользовавшись теми двумя часами свободного времени, которые каждодневно полагались шутам, побежал домой, чтобы рассказать своим близким о том, что замыслила государыня. Пастухов и Евдокия слушали, раскрыв рты, безмерно радуясь привалившему счастью. Радовались и благодарили Васю. Можно было подумать, что он оказал им большую услугу, заинтересовав царицу своей холостой особой. Они ликовали, а Вася со страхом думал о том, что предстоящая свадьба лишь усугубит в нем чувство неполноценности, а Наталью повергнет в отчаяние. Евдокия особенно веселилась:
– Небось и во сне-то не виделось, что обнимешь такую красавицу. Теперь будет чем хвастаться на пирушках: лучшую из лучших отхватил!
– А чем Наталья похвастается, когда я разденусь?
– Женщина любит и уважает мужчину не за красивую внешность, – ответствовала Евдокия со знанием дела.
– Вот именно! – презрительно пробурчал Пастухов. – С нее достаточно, чтобы муж ее любил и был умным, степенным, порядочным человеком.
– И у тебя все это есть! – воскликнула Евдокия.
Вася усмехнулся:
– Попытаюсь убедить в том Наталью при нашей встрече в постели.
Его окинуло жарким стыдом: он осмелился вслух высказать то, о чем думал со страхом ночами. Вася представил, как он, неловкий калека, ощущая свое ничтожество, тянет с мольбой руки к обнаженному телу женщины, которая подавляет своей красотой.
– Во всяком случае, я знаю родителей Натальи с неплохой стороны, – сказал Пастухов. – Добрые люди нашего круга и наших взглядов. Завтра-послезавтра зайду к ним узнать, извещены ли они и как полагают действовать.
– Постарайся особо выведать, что думает об этом Наталья, – попросил Вася.