Художник механических дел - читать онлайн книгу. Автор: Александр Ивич cтр.№ 14

Директором Академии наук была в ту пору, по воле императрицы, княгиня Дашкова Екатерина Романовна. Невидаль: дама – глава ученого общества. Впрочем, должность директора академии была не по научной части, а по придворной: для почета должность, не для дела. Занимал же ее прежде Владимир Орлов, в науках вовсе несведущий.

Дашкова не в пример ему была образованна, умна и деловита. Немало полезного сделала. Однако капризна. Академического механика невзлюбила. Просить ее о деньгах хлопотать толку мало; кроме унижения, ничего не произойдет. Надобно искать путь обходный – мимо академии. Как прежде, когда к Потемкину шел о модели моста говорить.

И обходный путь нашелся.

Секретарем императрицы по принятию прошений в те годы был славный российский поэт Гавриил Державин. Кулибина он знал, удивлялся его фонарю, который, как писал Державин, «производит чрезвычайный свет вдали горизонтальной полосой, а чем ближе подходишь, свет уменьшается, и наконец у самого фонаря совсем темно».

И другому фонарю дивился Державин – магическому, что посредством оптических стекол отражал на стене и даже в облаках поставленные пред фонарем картины.

Об этих фонарях поэт размышлял и о своих думах поведал стихами. Фонарь, что вдаль отражательными зеркалами большой свет дает, а вблизи темен, сравнил Державин в басне с вельможами, кои умны секретарями, как кулибинский фонарь, что ярко светит не своей свечой, а окружными зеркалами.

А о волшебном фонаре были стихи философические – о мире действительном и мире мечтаний, что появляются и исчезают, как картины волшебного фонаря.

Очаровательный огнь чудный

Малюет на стене луну.

В ней ходят тени разнородны:

Волшебник мудрый, чудотворный,

Жезла движеньем, уст, очес

То их творит, то истребляет.

Державину и передал волшебник мудрый, Кулибин, прошение о прибавке ему жалованья. И получил от поэта скорый ответ. Писал Державин, что о прошении Кулибина докладывал и дан указ: сверх жалованья и казенной квартиры от Академии наук платить механику по девятисот рублей в год из императорской казны.

Однако в указе был второй пункт: починить на казенный счет часы, представляющие павлина на дереве. И третий был пункт: удостовериться, может ли искусственный, без огня, фейерверк, показанный прежде в комнатах дворца, служить к увеселению народа на открытом воздухе.

А о том, что Кулибину дорого, что творил он не для увеселения народа, а для пользы его – о строении моста, – императрица не вспомнила.

Ну что ж, павлин так павлин, будь он неладен. На старости лет нет охоты часы починять. С этого начинал – это пройденное. А большие замыслы без движения. Жалованьем с профессорами сравняли – почет. Да вот плати, старик, за царскую милость – сочиняй забавы, фейерверки.

Меж тем указ вызвал свару.

Дашкова превеликой обидой себе сочла, что о жалованье Кулибина мимо нее, директора академии, Державин хлопотал.

Прежде бывшая Державину большой приятельницей, княгиня Дашкова тут с Державиным поссорилась и на него жаловалась – почему, мол, докладывал о Кулибине, не спросясь ее. Державина нападки и жалобы Дашковой сильно уязвили. В Записках о своей жизни тем он объяснял ссору, что Дашкова «Кулибина за какую-то неисполненную ей услугу не жаловала и даже гнала». И недовольна была, что Державин выпросил ему жалованье в сравнение с профессорами.

Но те неудовольствия шли мимо Кулибина: ссора была меж сановниками и академический мастер о ней, может статься, и вовсе не знал.

А прибавка жалованья в первый год ухнула. Чрез павлина.

Часы, что по указу велено Кулибину чинить, были сугубо затейливы, с трудным секретом. Бронзовое дерево, на нем павлин сидит. На ветви пониже – сова в клетке, на другой – петух. Колокольчики развешаны. По бронзовой земле – бронзовые грибы. И в срединном грибе – циферблат.

Хранились часы в дворцовой кладовой. Хорошо, кабы часы, а то одна видимость. Механизмы разобраны, и части их свалены в великом беспорядке. Шутка ли – часовых механизмов четыре, а для фигур особые устройства: чтобы павлин хвост распускал, петух кукарекал и сова глазами хлопала. Колеса, пружины, цепочки – одни в ящике, другие в корзинах, большой и малой. Прежде починки огромный был труд – описать устройство часов, составить предлинный перечень частей. Многие поломаны, иные утеряны. Их Кулибин вычерчивал и отдавал в работу чеканным мастерам.

День за днем сидит Кулибин над часами, неделю за неделей. Денег на изготовление частей издержал более тысячи рублей. А счет оплатить забыли, и вышло, что прибавки жалованья как бы и не было. Впрочем, деньги вернули. Через четыре года. А время потраченное – кто ж его может воротить…

Игрушка была в исправности. Павлин распускал хвост и напоминал Кулибину молодых франтов на придворном балу. Колокольчики звонили, петух кукарекал, сова хлопала глазами. Пользы же обществу от сего труда было не более, нежели от франтов на балу.

Модель моста загромождала двор Волкова дома. Сторожа Кулибин нанимал за свой счет. Часто ходил смотреть, не повреждена ли. Берег модель, ждал случая похлопотать о постройке моста. Напоминать не пришлось: внезапно во дворце вспомнили о мосте. Приказано было модель разобрать и перевезти для украшения новоустроенного сада при Таврическом дворце. Перекинуть там мостик через пруд для услаждения взоров и развлечения гуляющих.

Вот и конец, вот и смерть большого замысла, дерзкой мечты. Удивлялся гениальный Бернулли, хвалил великий Эйлер, кланялся сам Суворов. Да что хвалы! Людей спасал бы мост от гибели, для пользы общественной свершен был труд. Сердце отдано строению, еще в свете не виданному, бессонные ночи, жар ума ему отданы.

Веселые люди во дворце, легкие люди. В гордой вещи сумели увидеть игрушку. Для развлечения гуляющих…

Разбирать модель Кулибин отказался – не соберешь потом. Взялся перевезти как есть, целиком, с Васильевского острова через весь город в Таврический сад.

Ночью чертил приспособления для перевозки.

Несколько раз спускался во двор, будто бы за делом, что-то мерить, подсчитать. А по правде, прощаться ходил, будто с покойником.

Через два дня поставили модель на катки и потащили волоком.

«Похороны» вышли торжественны, при огромном стечении народа и длились шесть дней.

Медленно двигалась модель через Неву по наплавному мосту. Жалобно скрипели доски, и глубже уходили в воду плашкоуты. Наплавной мост оседал, словно понимая ничтожество свое перед соперником.

По улицам города тридцать работных людей медленно, тяжким трудом тянули трехсотпудовую модель. Лямки на плечах, вперед наклоненное тело, глаза смотрят в землю. Вспоминал Кулибин бурлаков на Волге.

С утра до темна провожала шествие толпа, дивясь и модели, и хитрой механике, измышленной для ее перевозки.