Последняя любовь - читать онлайн книгу. Автор: Исаак Башевис Зингер cтр.№ 45

— Слышал новость? Шапиро, владелец типографии, умер.

— Когда?

— Только что звонили из мэрии.

Прошло еще какое-то время. Однажды я вошел в автобус, следующий к Данцигскому вокзалу. Я увидел свободное место и сел рядом с какой-то женщиной. Взглянув на нее, я узнал госпожу Шапиро. Она все еще была в трауре. Ее волосы стали совсем седыми. Я хотел встать и выйти, но она меня уже заметила. Она сказала:

— Может быть, вы меня забыли, но я вас очень хорошо помню.

— Госпожа Шапиро.

— Да, это я.

Мы довольно долго молчали. Госпожа Шапиро проглотила комок в горле.

— Может быть, уже слишком поздно, но я все-таки хочу вас поблагодарить.

— За что?

— Я была не в себе тогда, как в бреду. Это — чудо, что вы оказались мудрее и ответственнее.

— Я просто испугался.

— Все равно из этого ничего бы не вышло. Я всей душой любила мужа. Это было какое-то безумие. Я до последнего дня буду благодарна Богу за то, что Он уберег меня от такого падения. Вам я тоже благодарна. Вы знаете, что Моррис умер?

— Да. Примите мои искренние соболезнования.

— Я его так мучила, что его здоровье тоже пошатнулось. Мы с ним часто говорили о вас. Он вспоминал о вас за несколько дней до смерти.

Подошел кондуктор и пробил наши билеты. Госпожа Шапиро искоса взглянула на меня и покачала головой. Я услышал, как она прошептала:

— Гриша ни за что бы этого не позволил.

Одним из тех, кто, сбежав от Гитлера, сумел добраться до Америки, был поэт Гетцеле Терцивер, низенький, смуглый человечек с маленькой головой, волосами до плеч, козлиной бородкой, крючковатым носом, редкими почерневшими зубами и большими удивленными глазами, смотрящими в разные стороны. Спустя много лет после того, как пелерины вышли из моды, Гетцеле расхаживал в плащ-накидке до пят, шейном банте и широкополой черной шляпе. Курил он длинную трубку. Варшавские газетчики-юмористы частенько вышучивали его экстравагантную внешность и стихи, которые не могли понять даже критики, верящие в модернизм. Гетцеле Терцивер опубликовал одну-единственную книгу под названием «Мировая история моего будущего», смесь стихов, эссе и афоризмов. По слухам, лишь одна машинистка в Варшаве разбирала его почерк.

Гетцеле Терцивер, как и его дед, терциверский раввин Алтерл, спал днем и бодрствовал ночью. Хотя терциверские хасиды считали его вероотступником, позорящим их правоверных предков в раю, они тайно ему помогали. Старики, помнившие рабби Алтерла в молодости, уверяли, что Гетцеле — его точная копия: то же лицо, та же походка, те же ужимки. Правда, рабби Алтерл достиг в своей праведности небесных селений, а Гетцель впал в ересь, но голодать внуку раввина все-таки не давали.

Удивительно, что Гетцеле с его безумным взором и полнейшей неспособностью ясно выражать свои мысли как в письменной, так и в устной речи, извергаемой им нараспев хасидской скороговоркой, был трижды женат, и все три раза — на красавице. Когда членам варшавского Клуба еврейских писателей надоедало обсуждать литературу и поносить друг друга, достаточно было упомянуть имя Гетцеле Терцивера, чтобы разговор закипел с новой силой. Всех интересовал один вопрос: что эти богатые, красивые, образованные девушки нашли в Гетцеле?

Я ходил тогда в начинающих и не осмеливался выступать перед признанными писателями, хотя знал Гетцеле еще в те времена, когда он носил пейсы, лапсердак и чулки. Гетцеле дружил с моим старшим братом Джошуа. Дело было так: у рабби Алтерла был единственный сын Иона-Иерухам, молчаливый, печальный нелюдим. Иона-Иерухам женился на дочери римпинского раввина Итте Шевак, которая через десять лет сбежала от него обратно в Римпин, прихватив с собой их сына Гетцеле. Иона-Иерухам ушел из дома и слонялся по Варшаве, тщательно избегая встреч с терциверскими хасидами. Говорили, что он голодает, некоторые полагали, что он попался в сети христианских миссионеров. Когда стало понятно, что Иона-Иерухам не годится в преемники рабби Алтерла, терциверские хасиды принялись петь дифирамбы Гетцеле, утверждая, что он растет праведником, великим знатоком Талмуда, достойным наследником своего деда. Мать Гетцеле, однако, воспользовалась им, как пешкой, в своей игре. Она потребовала, чтобы терциверские хасиды, если им в самом деле хочется получить доступ к Гетцеле, заставили Иону-Иерухама дать ей развод. Некоторые богатые хасиды попытались убедить Иону-Иерухама развестись, но он колебался: то соглашался, то снова отказывался. Время от времени он пропадал на недели, а то и на месяцы, и никто не знал, где он и чем занимается. Наконец в 1909 году Иона-Иерухам дал развод Итте Шевак, а четырьмя неделями позже его нашли мертвым в подвале, где ютились бездомные. Иона-Иерухам оставил после себя мешок рукописей, которые терциверские хасиды тут же сожгли.

Вскоре после смерти Ионы-Иерухама Итта Шевак вышла замуж за варшавского богача-виноторговца. Шестнадцатилетнего Гетцеле она взяла с собой. Рабби Алтерл на старости лет впал в маразм, и его кончину ожидали со дня на день. Гетцеле уже должен был заступить на его место, когда начались всякие странности. Ни с того ни с сего он рассорился и с матерью, и с отчимом, перестал посещать дом учения терциверских хасидов, начал читать светские книги и ходить в гости к писателю-еретику Перецу. Несколько раз он бывал и у нас, так как мой брат Джошуа тем временем тоже сбился с пути истинного. Гетцель выражался так страстно и вел себя настолько дико, что даже мой привыкший к хасидскому пылу отец был озадачен. Гетцеле носился по комнате от стены к стене, как тигр в клетке. Когда мама дала ему стакан чаю, он тут же уронил его на пол. Моя сестра Хинда спросила, почему он не навещает своего больного дедушку. Гетцеле закрыл уши руками и, сделав изумленное лицо, продекламировал хасидское изречение, гласившее: если не хотите, чтобы я вам лгал, не задавайте вопросов. Он схватил ручку отца, обмакнул ее в чернила и начал что-то писать по воздуху. Затем он сунул ручку обратно в чернильницу пером вверх. Потом он подбежал к открытому окну и высунулся так далеко, что мама, ахнув, всплеснула руками, не на шутку испугавшись, что он свалится с нашего четвертого этажа на каменную мостовую. Когда он наконец ушел, мама сказала:

— Да, не завидую я той девушке, которой он достанется.

На что моя сестра задумчиво ответила:

— Сумасшедший, конечно, но в нем что-то есть.

Рабби Алтерл умер в 1915 году во время немецко-австрийской оккупации Польши. Гетцеле к этому времени уже сбросил с себя хасидский наряд, сочинял светские стихи и завел роман с дочерью варшавского инженера. Тайком от родителей я пошел в «Казимировский зал», где мой брат Джошуа устраивал лекции и концерты. Гетцеле должен был читать там свою поэму «Королева гнева». Он выбежал на сцену и пронзительным голосом стал читать по грязным листочкам. Он споткнулся о подиум, размахивал кулаками, давился от смеха и сотрясался от рыданий. Первую часть своей бесконечной поэмы он закончил строфой, которую я помню до сих пор: