Враги. История любви - читать онлайн книгу. Автор: Исаак Башевис Зингер cтр.№ 5

То, что делал для него Герман, рабби называл "исследованиями". На самом деле Герман писал для рабби книги, статьи и доклады. Он писал их на иврите и идиш, кто-то переводил их на английский, и кто-то третий редактировал их.

Герман уже несколько лет работал на рабби Ламперта. Рабби был всем одновременно: толстокожим, добродушным, сентиментальным, хитрым, жестоким, наивным. Он блестяще знал запутанные комментарии из Шульхан Арух, но мог ошибиться, цитируя строку из Пятикнижия. Он спекулировал на бирже, участвовал в различных махинациях и организовывал сбор средств для всевозможных благотворительных целей. Он имел рост почти метр девяносто, большое брюхо и весил около двух с половиной центнеров. Он изображал из себя Дон Жуана, но Герман быстро понял, что рабби не имеет успеха у женщин.

Рабби все еще искал большой любви и часто бывал смешон в своих совершенно безнадежных поисках. Дело дошло до того, что однажды в отеле в Атлантик-Сити разъяренный муж заехал рабби по носу. Его траты часто были большими, чем его доходы — так, по крайней мере, он писал в своей налоговой декларации. Он ложился спать в два часа ночи и вставал в семь утра. Он пожирал бифштексы в два фунта весом, курил гаванские сигары, пил шампанское. Давление у него было чересчур высокое, и врач предостерегал его, говоря о возможном сердечном приступе. Ему было шестьдесят четыре года, и энергия его не убавлялась, и повсюду его знали как "динамичного рабби". Во время войны он служил в армии военным раввином; он хвастался перед Германом, что дослужился до полковника.

Едва Герман вошел в контору, как зазвонил телефон. Он поднял трубку, и тотчас с того конца провода донесся сильный, рассерженный бас рабби. "Где, ко всем чертям, вы прячетесь? Вы должны были сегодня с утра сдать работу! Где моя речь для Атлантик-Сити? Вы забываете, что я должен загодя просмотреть ее, не говоря уж о том, что у меня есть и другие дела. И что это такое — жить в доме, где нет телефона? Тот, кто работает на меня, должен быть достижим. Он не должен забиваться в нору, как мышь! Ах, вы все еще новичок! 3десь Нью-Йорк, а не Живков! Америка свободная страна; вам здесь незачем прятаться. Разве что вы зарабатываете деньги запрещенный способом или черт знает что еще! Говорю вам сегодня в последний раз — поставьте себе телефон, или нашему сотрудничеству придет конец. Ждите меня, я сейчас приду. Мне надо кое-что обсудить с вами. Оставайтесь на месте!" Рабби Ламперт положил трубку.

Герман начал писать — быстро и мелким почерком. При первой встрече с рабби он не решился признаться, что женат на польской крестьянке. Он сказал, что вдовец и что снимает комнату у своего бедного друга со старой родины портного, у которого нет телефона. Номер Германа в Бруклине стоял в телефонной книге под именем Ядвиги Прач.

Рабби Ламперт часто спрашивал, нельзя ли ему навестить Германа у его портного. Рабби находил особенное удовольствие в том, что бы проехаться в кадиллаке по бедным районам. Он наслаждался, когда люди восхищались его большим телом и дорогими костюмами. И ему доставляло радость быть щедрым он любил давать работу нуждающимся, писать рекомендательные письма, открывавшие двери филантропических организаций. До сих пор Герману удавалось удерживать рабби от визита. Он объяснял, что портной избегает людей, что пребывание в лагере сделало его несколько эксцентричным человеком, вполне способным не впустить рабби в дом. Герман остудил желание рабби еще и тем, что упомянул мимоходом, что жена портного парализована и у супругов нет детей. Рабби предпочитал семьи с дочерьми.

Рабби прожужжал Герману все уши: он должен переехать! Он даже предложил ему найти жену. Он готов был предоставить Герману квартиру в одном из своих домов. Герман объяснил в ответ, что старик-портной спас ему жизнь в Живкове; он не может обойтись без тех нескольких долларов, что Герман платит ему за квартиру. Одна ложь влекла за собой другую. Рабби произносил речи и писал статьи против браков с иноверцами. Герман не раз должен был распространяться на эту тему вместо рабби в его трудах и предостерегать читателя от смешения с "врагами Израиля".

Какие разумные объяснения можно было найти для его поведения? Он преступал иудейскую веру, американское право, мораль. Он обманывал не только рабби, но и Машу. Но он просто-напросто не мог иначе. Святая доброта Ядвиги была скучна ему. Стоило ему заговорить с ней, как он тут же чувствовал, что он в комнате один. А Маша была такой сложной, своенравной и невротичной, что он не мог сказать правду и ей тоже. Он убедил ее, что Ядвига фригидна, и торжественно поклялся, что разведется с Ядвигой, как только Маша разведется со своим мужем, Леоном Тортшинером.

Герман услышал тяжелые шаги, и в двери появился рабби. Он едва проходил в дверь: большой, широкий — великан с красным лицом, толстыми губами, крючковатым носом и выпуклыми черными глазами. Он носил светлый костюм, желтые туфли и вышитый золотом галстук, в который была воткнута иголка с жемчужиной. Во рту у него была длинная сигара. Из-под шляпы-панамы спадали волосы с проседью. На запястьях светились рубиновые запонки, а на левой руке сверкал перстень с брильянтом и с печаткой.

Он вынул сигару изо рта, стряхнул пепел на пол и вскричал: "Теперь вы начали писать! Все должно было быть готово еще несколько дней назад! Я не могу все время ждать до последней минуты. Что вы там нацарапали? Слишком длинно. Конференция раввинов — это не собрание старцев в Живкове! Мы здесь в Америке, а не в Польше. Ну, и как дела с эссе о Баал-Шеме? Вы уже давно должны были написать его. Конец близок? Если нет, то скажите мне об этом, и я поищу себе кого-нибудь другого — или наговорю в диктофон и велю расшифровать миссис Регаль".

"Сегодня все будет готово".

"Дайте страницу, которую вы только что написали, и кончайте морочить мне голову с вашим адресом. Где вы все-таки живете — в преисподней? в замке Асмодея? Я постепенно начинаю думать, что у вас есть жена и вы прячете ее от меня".

У Германа пересохло во рту.

"Я хотел бы иметь жену".

"Если бы хотели, то имели бы. Я подыскал для вас отличную женщину, но вы же не желаете даже посмотреть на нее! Чего вы боитесь? Никто и не думает силой тащить вас под венец. Итак, ваш адрес?"

"Ей Богу, это ни к чему".

"Я настаиваю, что бы вы дали мне ваш адрес. Записная книжка у меня с собой. Ну!"

Герман дал ему адрес в Бронксе.

"А ваш соотечественник, как его зовут?"

"Джо Прач".

"Прач. Необычная фамилия. Как это пишется? Я велю поставить там телефон, а счет вы пришлете сюда, в контору".

"Вы не можете сделать это без его согласия".

"Ему какое дело?"

"Звонки пугают его. Они напоминают ему о лагере".

"У других беженцев есть телефоны. Поставьте его в вашей комнате. Ему это тоже пригодится. Если ему станет плохо, он сможет в любую минуту вызвать врача. Чушь! Люди свихнулись! Вот почему на нас каждые несколько лет обрушивается война; вот почему выплывают люди вроде Гитлера. Я настаиваю на том, что бы вы каждый день шесть часов проводили в конторе — мы так договорились. Я плачу за аренду и вычитаю эти деньги из налогов. Но если контора всегда закрыта, то это уже не контора. У меня и без вас забот хватает".