Кислород - читать онлайн книгу. Автор: Эндрю Миллер cтр.№ 27

Изюминкой этого банкета тщеславия была капелька «Аква ди Парма», духов, которыми в свое время пользовались Одри Хепберн и Кэри Грант, — веская причина для любого смертного попроще не отказывать себе в таком же удовольствии. Флакон был прощальным подарком Джиллема Бернарди, импресарио «Театро Аргентина» в Риме, где они вместе работали над постановкой «Вспышки» весной девяносто пятого, и этот аромат с нотами меда и шербета всегда напоминал Ласло о ночной поездке в «слайдере» Джиллема с откидным верхом: играет кассета «Битлз», и теплый римский воздух — настоящий южный воздух — обдувает их лица, когда они проезжают по улочкам, до того узким и полным ночных гуляк, что у него появляется чувство, будто они едут по бесконечному ресторану, раскинувшемуся прямо под открытым небом.

Он взял флакон в руки. Он был еще на две трети полон. Хватит — если тратить по капле на ночь — до самой глубокой старости, когда, может быть, Курт, погрузневший и начавший лысеть, будет возить его по квартире в плетеном кресле-каталке, а вся прожитая жизнь покажется одним днем, за который было много сделано, но так мало — а может, и ничего — достигнуто. Он знал цену своему творчеству, своему в поте лица отточенному мастерству, наслаждению, которое он от него получал, но чем дальше, тем больше чувствовал, что занимается этим, чтобы избежать чего-то другого, что все это не что иное, как растянувшаяся на сорок лет сублимация, и спрашивал себя, наклонившись к зеркалу, чтобы видеть бегущие по лицу мысли, в чем может выражаться истинный успех. Определенно не в наградах, и не в восхищении критиков, и не в фотографиях в газетах — он сам удивлялся, как мало такие вещи для него значат. Но и цифры значили не больше, будь то количество франков на счете, счастливые дни или друзья, которые придут на твои похороны. Любовь?

Если в твоей жизни есть любовь, ты не умрешь в глухом одиночестве, как собака под забором. Но всем ли суждена любовь? Это дело всего лишь счастливого случая. Как погода. Сколько угодно подлецов и бездарностей были тем не менее способны любить. Гитлер любил Еву. Сталин тоже, должно быть, кого-нибудь любил. Нет. К нам нужно подходить с более тщательной меркой. Так есть ли что-нибудь лучше тех неожиданных проверок на достоинство и мужество, единственной подготовкой к которым может быть только вся прожитая жизнь? Тех моментов, когда ты должен шагнуть вперед из молчащего строя и заявить о себе, сказать «да», когда другие говорят «нет»; ни секунды не колеблясь, вернуться в горящий дом. Или просто задать вопрос — как малыш Шандор в школе на улице Уллой, который встал из-за парты и спросил учителя, почему в учебниках истории склеены страницы. В такие моменты ты можешь проиграть — это будет кошмар, какой тебе и не снился. А можешь выиграть. Такое тоже возможно.

Он прикоснулся пальцем с драгоценной каплей духов к шее, завязал халат и вышел из ванной, прошаркав в марокканских шлепанцах по коридору к спальне. Печально улыбнулся, вспомнив про кресло-каталку. Сумерки неистового дилетанта! Все, что ему осталось предвкушать.

Добравшись наконец до постели, где тихо посапывал Курт — самый умиротворяющий звук в мире! — Ласло улегся на спину, заложил руки за голову и снова попытался вспомнить, как звали капитана английской футбольной команды. Билли? Может «Билли» быть английской фамилией? Мистер Билли? Он был в Лондоне четыре раза, по театральным делам. Этот город вселял в него тревогу. В нем было жутковато и утомительно. На этот раз он попросит показать ему еще что-нибудь. Недавно в «Галиньяни» он рассматривал карту и нашел просто замечательные названия. Лик! Шипвуш! Он выберет городок наугад и настоит на экскурсии. Его молодой переводчик мог бы его отвезти. Они предпримут то, что Эдит Уортон называла «автополетом», и каждые сто миль будут останавливаться на чашку чая с пирожными.

Телефон стоял на тумбочке с той стороны кровати, где обычно спал Ласло. Когда раздался звонок, он так вздрогнул, что, хватая трубку, опрокинул стакан с водой.

— Месье Лазар?

— Да?

— Извините, что побеспокоил вас так поздно. Я пытался дозвониться раньше, но никто не брат трубку.

Голос с акцентом. Смутно знакомый.

— Кто говорит?

— Мы встречались, месье. В университете. Обсуждали ситуацию на Балканах. Помните?

— Минутку, — сказал Ласло. — Я возьму трубку в кабинете.

Курт проснулся. Ласло улыбнулся ему.

— Все в порядке, — сказал он. — Спи. Пусть тебе приснится твоя рыба.

Войдя в кабинет, он включил настольную лампу и снял трубку параллельного телефона. Он уже понял, кто ему позвонил: Эмиль Беджети, предводитель группы студентов-албанцев в Сорбонне. Прирожденный конспиратор.

— Слушаю, — сказал Ласло.

— Я не вовремя?

— Да, — ответил Ласло.

— Тогда я буду краток, месье. Мне бы хотелось еще раз с вами поговорить. С глазу на глаз. Но не у вас дома. И конечно, не у меня.

— И об этом необходимо договариваться в два часа ночи?

— Вы получили факсы, месье?

— Нет. Да, возможно. Я на них не смотрел. Вы хотите снова поговорить про Балканы?

— Вы оказали бы мне большую честь, если бы согласились со мной встретиться.

— Можно узнать, почему со мной? Есть какая-то особая причина?

— Мы считаем вас поборником справедливости.

— «Мы»?

— Вы знаете, что значит жить в угнетенной стране. Подчиняться силе. Страху. Вы знаете, что значит видеть…

— Довольно!

— Мы очень уважаем вас, месье.

— Так уважаете, что звоните мне посреди ночи. Почему бы вам не разбудить какого-нибудь балканского профессора? Как насчет доктора Кельманди?

На заднем фоне Ласло расслышал еще один голос, мужской, властный, приглушенно-торопливый. Он принадлежал не французу. Надо полагать, албанцу.

— Извините меня, месье. Но если вы просмотрите документы, что я вам выслал, вы поймете нашу настойчивость.

— От чьего лица вы говорите? Студентов? Или кого-то еще?

— Могу я надеяться, что вы со мной встретитесь?

— Вы знаете, в каких аудиториях проходят мои занятия. Мы могли бы встретиться там.

— Спасибо, месье, но университет не подходит. С вами свяжутся в ближайшие дни и назовут безопасное место для встречи. Спокойной ночи, месье. Извините меня. Спокойной ночи.

В трубке раздались гудки. Ласло положил трубку и, стоя в зеленом свете, представил, как где-то в городе Эмиль Беджети со своей группой собрались, чтобы разрабатывать свои планы, делать поздние звонки от лица таинственного «мы». Он решил ни в коем случае с ними не связываться. От них вполне можно ждать неприятностей, именно таких неприятностей, какие, по мнению Гарбаров, мог причинить он сам. Он зевнул, потянулся и уже собирался выключить лампу, когда заметил кое-что на полу между письменными столами и нагнулся, чтобы это поднять. Это была салфетка, в которую он завернул пистолет. Он осмотрел комнату, но пистолета нигде не было видно, и он понял, что его здесь больше нет. В кабинете, несмотря на конец мая, было необычно холодно.