— Но такие решения принимает царь.
— А на этот раз прими решение ты. И увидишь, как изменится отношение к тебе.
Я была сыта по горло церемониями и полна решимости начать свою собственную войну.
LIV
— Амазонки уже в пути, — сказал Парис.
Мы сидели в своей комнате на верхнем этаже. Он чистил свои доспехи, когда внезапно поднял голову и сообщил мне новость. Вечерами мы уединялись здесь. Нижние этажи по-прежнему населяли наши «гости», но у себя наверху мы чувствовали себя далеко от всех, как в орлином гнезде. Порой бои шли под самыми стенами Трои, но попытки штурмовать их прекратились. Война стала повседневностью.
Мы с Парисом привыкли к холоду, который окружал нас со всех сторон. Этот холод не имел никакого отношения к зиме: зима давно прошла, уже и лето подходило к концу; правда, солнце светило еще жарко и ярко. Не проходила зима в глазах у людей, когда они смотрели на нас. У Гектора с Андромахой родился сын, долгожданный сын, но меня не пригласили на смотрины. Андромаха послала за мной по секрету, когда все члены семьи и гости разошлись, хотя мне казалось, что я имею отношение к рождению этого ребенка — ведь я сопровождала Андромаху на гору Ида.
Андромаха сказала мне то же самое, но, вздохнув, прикрыла головку сына и забрала его у меня.
— Мне очень грустно, поверь, — прошептала она, укачивая дитя. — Мне кажется, ты ему роднее, чем сестры Гектора, и все же…
— Не будем говорить об этом, — ответила я.
Она спросила, как подвигается картина, которую я тку.
— Я уделяю ей все больше и больше времени. Кажется, она растет по своим собственным законам, вбирает в себя новые темы и смыслы. Для фона я использую красную шерсть. Голубовато-серая шерсть — моя прежняя жизнь. Но середина пока пуста, не приняла формы.
— Судьба Трои еще не известна, — ответила Андромаха. — Со временем ты заполнишь эту пустоту, история завершится.
Я не сказала Андромахе, что ткачество занимает тем больше места в моей жизни, чем меньше остается жизни. Моя жизнь съеживалась, а картина росла, словно питалась ею, или, может, жила своей жизнью — как это умеет искусство.
— Парис храбро сражается, — сказала Андромаха, желая порадовать меня. — Гектор хвалит его.
Я улыбнулась, чтобы отблагодарить ее за попытку порадовать меня. Парис отложил в сторону лук и сражался в поле, с копьем и мечом в руках. И с каждым днем все искуснее.
— Да, — кивнула я. — Гектор вчера говорил, что он сражается как настоящий мужчина.
Я не сказала, как тяжко было ему каждый день идти в бой, а мне — ждать, когда на закате понесут раненых и убитых. Андромаха и сама это знала. В Нижнем городе пострадавшие лежали на одеялах, за ними ухаживали женщины и врачи. Среди них трудились и Геланор с Эвадной. Геланор изобрел несколько мазей, которые ускоряли заживление ран, если только они были не слишком тяжелые. При тяжелых ранениях оставалось полагаться на милость богов. Я была счастлива, что пока обошлось без чумы. Люди думают, что ее насылают стрелы Аполлона, но Геланор сказал, что эпидемия чумы часто возникает в местах большого скопления людей. Возможно, бог для удобства выжидает, когда жертвы соберутся вместе, добавил он.
— Амазонки уже в пути, — сказала я, посчитав, что нужно сообщить ей: она доверяла мне и единственная из всей семьи была и осталась мне другом. — Парис послал за ними и получил известие, что они уже в пути.
— Парис послал? — Андромаха нахмурилась. — Без разрешения?
— А у кого надо было спросить разрешения? У Гектора? Но он пока не царь.
— У царя и надо было спросить. Приам дал свое согласие?
— Приам в свое время попросил амазонок быть союзниками Трои. Какое еще требуется от него согласие? У него есть обыкновение тянуть до последнего, пока не станет слишком поздно.
— Значит, теперь военными делами руководишь ты? — Голос Андромахи внезапно стал таким же холодным, как у остальных. — Сомневаюсь, что эта идея принадлежит Парису.
— Почему ты сомневаешься? — возмутилась я. — Почему Парису никто не доверяет? Почему в него никто не верит? Ведь, в конце концов, он — единственный сын из царской семьи, который вырос не во дворце, а в лесу, среди диких зверей, где требовались сила и мужество, чтобы выжить!
— Не будем кривить душой, Елена. — Андромаха примирительно улыбнулась. — Меня очень трогает, что ты так переживаешь из-за репутации Париса и его положения, но ведь причиной войны являешься ты. — О боги! Она произнесла эти слова! — Поэтому неудивительно, что ты хочешь руководить войной. Возможно, тобой, в свою очередь, руководят боги — нашептывают тебе решения. Кто я такая, чтобы судить об этом! — Андромаха помолчала и закончила: — Но не следовало так оскорблять Приама. Это ошибка.
— Мы не хотели его оскорблять.
— Однако он воспримет это как оскорбление. — Она глубоко вздохнула и попыталась изменить свое настроение. — Скажи мне, когда должны прибыть амазонки? Тут поднимется большая суматоха. Может, мне даже случится сидеть рядом со знаменитой Пентесилеей, их царицей. Я видела ее посла — или послицу? — когда заключался союзный договор между Троей и амазонками. Вот это женщина!
— Да, женщина внушительных размеров. Какова же тогда их царица…
Я хотела сказать: «Наверное, это Ахилл в женском обличье», но не пожелала произнести проклятое имя.
В тот вечер я сидела за ткацким станком. Все больше и больше времени проводила я с ним, он стал моим другом. Мне нравилось все: прикосновение нитей к пальцам, запах шерсти, ощущение ее мягкости. Я думала о коврах, которые пылятся, свернутые рулонами, в сокровищницах царских дворцов, и гадала: а вдруг, много лет спустя, кто-нибудь извлечет на свет и мой ковер и вспомнит о нас.
Я никому не запрещала заходить в рабочую комнату, но почему-то люди редко наведывались сюда. Обычно я сидела совершенно одна. Но однажды в холодный день ко мне вошел Геланор. Он немного задохнулся после подъема по высокой лестнице. Я обрадовалась ему. В последнее время мы редко виделись. Он был, пожалуй, самый занятой человек в Трое: лечил больных и раненых, руководил разведчиками, изобретал новые виды оружия, которое пригодится, если враг подойдет слишком близко к стенам. Я даже не знала, с чего начать расспросы. Но Геланор облегчил мне выбор, сказав:
— У меня новости из Греции!
Из Греции! В мгновение ока я мысленно перенеслась туда.
— Море закрылось на зиму, но один кораблик сумел пробиться. Я подумал, не лишним будет узнать, что творится на родине, и послал людей расспросить моряков. Я не ожидал узнать ничего особенного. Однако я ошибся. Твоя сестра Клитемнестра завела любовника, и они совместно правят в Микенах. Если Агамемнон вернется, он обнаружит, что его место занято.