— Почему ты так смотришь на меня, Жан-Игнас? Думаешь, не дьявольская ли это уловка, верно?
Эмманюэль встал.
— Но ведь как раз тебя надо спросить об этом! — воскликнул он, внезапно изменив тон. — Разве не ты написал после моего первого появления на телевидении, что уже элементарное христианское благочестие отказывается признать вашего Спасителя в том насмешнике, каким я был, по твоему мнению? А что ты думал? Что я появлюсь в хитоне, плаще и сандалиях, как две тысячи лет назад? Неужели эти картинки, которые вы называете благочестивыми, это все, что ты знаешь об Иисусе? Не ты ли заявил, что я в лучшем случае всего лишь шарлатан и агент темных политических сил? Не ты ли, Жан-Игнас?
Он тяжело дышал от гнева. Кардинал-архиепископ был бледен так, что сам казался призраком. Он попятился и чуть не упал на руки бригадира.
— И, дескать, нельзя исключать, что я приспешник самого лукавого? Не твои ли это слова? — гремел Эмманюэль.
Прелат рухнул, схватившись за сердце.
Остальные стояли, пораженные ужасом.
— Нет, Жан-Игнас, — продолжал Эмманюэль, — твой час еще не пробил. Но скажи мне, разве не ты также отправился к Папе и посоветовал ему выступить против меня? Призвать верующих остерегаться меня?
Кардинал корчился от ужаса. Он упал ниц, в слезах, лицом к земле.
— Прости… — рыдал он. — Я не мог знать…
Бригадир приподнял кардинала. Один из полицейских пошел за стаканом воды.
Эмманюэль снова сел и посмотрел на министра с префектом.
— Вы двое хотя бы не притязаете на то, что являетесь моими представителями!
— Но чего вы хотите? — спросил министр, пытавшийся совладать со смятением, в которое поверг его этот громогласный призрак. — Чтобы мы, по крайней мере, знали, что можем вам дать.
Кардинал по-прежнему сидел на полу. Каждый мог любоваться его пурпурными чулками.
— Я как раз объяснял это префекту, когда был прерван твоим приходом, — сказал Эмманюэль, «тыкая» министру. — Вы все на этой земле катитесь к неописуемой катастрофе. Обезумевший от гордыни, кичащийся своим технологическим и военным могуществом Запад готов вступить в войну с исламским миром. Вы сталкиваете между собой два имени Божьих — это гнусное святотатство. Но поскольку свои души вы потеряли, то ставите под угрозу весь род человеческий.
Он поднял руку.
— Горе вам! — воскликнул он. — Горе вам в тот день, когда решите, что ваше оружие даст вам победу над вашими братьями! Это будет вашей погибелью! Господь раздавит все змеиные яйца, которые вы посеяли на путях своих!
Министр лихорадочно пытался соотнести эти пророчества с тем, что он знал о международном и политическом положении.
— Меч Господень поразит вас, воровское племя! Вы проклянете день, когда замыслили эту гнусность! Вы познаете только кровавые рассветы да ночи резни! Ваши жены перестанут рожать, ваши поля и воды будут отравлены! Если же сон настигнет вас, то трупы будут вам ложем.
Бригадир помог кардиналу-архиепископу подняться на ноги. Эмманюэль Жозеф повернулся к министру:
— Вы, ваши хозяева и ваши подручные хотели заткнуть мне рот, верно?
Он расхохотался.
— Я буду говорить там, где хочу, поняли? Ибо я несу лишь слово Божье.
Хотя бестелесным был он, теперь сами смертные стали похожи на привидения. Министр, префект, кардинал — все неудержимо зеленели.
— Но что толку увещевать глухих, — сказал он устало.
И снова сел.
— Мы не глухие, — возразил министр. — Мы служащие. Отвечаем за безопасность этой страны.
— Что нужно делать? — спросил кардинал.
Он чуть заметно дрожал.
Раздалась трель мобильного телефона. Начальник министерского секретариата достал свой аппарат из кармана и отошел, чтобы ответить, потом вернулся и шепнул несколько слов на ухо министру.
— Мы все тут свалимся с ног, если будем сидеть взаперти и не перекусим, — сказал министр. — Идемте в другое место!
Все почувствовали облегчение, особенно полицейские и прочие сотрудники комиссариата. Ситуация нагоняла на них тяжкие воспоминания, в частности о переговорах с одним отчаявшимся типом, который обвязался взрывчаткой и взял целую школу в заложники. С той только разницей, что теперь весь мир рисковал взлететь на воздух.
— Куда? — спросил Эмманюэль, надевая свою бейсболку.
— В Елисейский дворец.
Министр мотнул головой, показывая на выход. Кардинал и секретарь министра юркнули в туалет. Через несколько мгновений все погрузились в ожидавшие их машины. Эмманюэль сел рядом с министром.
Едва кортеж отъехал, как комиссариат огласился криками и рыданиями — явный симптом многочисленных нервных припадков, разразившихся одновременно.
26
Президент Республики и его супруга ожидали на крыльце. Едва Эмманюэль Жозеф ступил ногой на землю, они устремились к нему. Лицо супруги президента было залито слезами, которые заструились еще пуще, когда гость взял ее за руку.
— Благослови вас Бог, — сказал он. — Я знаю, кто вы.
Вся обслуга президентского дворца припала к окнам. И все узнали Эмманюэля Жозефа в этом напялившем бейсболку человеке, которого сопровождала президентская чета. Ничего более странного они и вообразить не могли. Неужели Эмманюэль Жозеф и в самом деле тот, о ком говорили? Иисус? Иисус в Елисейском дворце?
Стеклянные двери дворца закрылись. За ними стоял мертвенно-бледный, обезображенный судорогой страха человек, впившись глазами в главного посетителя. Это был монсеньор Альваро Фило делла Торре, апостолический нунций, спешно прибывший по просьбе супруги президента, как только по телефону разнеслась весть о событиях в комиссариате на улице Трюффо. Эмманюэль задержал на нем свой взгляд и снял бейсболку. Подоспевший слуга взял ее.
Президент повел всех в салон, где была сервирована легкая закуска: бутерброды, кофе, минеральная вода. Главные действующие лица с улицы Трюффо подкрепились. Супруга президента спросила, не желает ли Эмманюэль чего-нибудь прохладительного; он улыбнулся.
— Стакан воды, сестра моя.
Она смотрела, как он пьет из стакана минералку «Эвиан» так, словно на ее глазах вода в Кане Галилейской превращалась в вино. Неужели чистый дух пьет?
Он прочел ее мысль:
— Я тело и дух, сестра моя. Чтобы понять это, никакого богословия не нужно.
Эмманюэль и все остальные сели в круг. Президент хотел было взять слово, но монсеньор Фило делла Торре его опередил:
— Прежде всего я должен сказать, что мне поручено его святейшеством Папой Иоанном XXIV удостовериться, что наш гость — не дьявол, проникший к нам благодаря изощренному коварству, чтобы всех нас втянуть в один из своих темных заговоров. Любые переговоры с означенным Эмманюэлем Жозефом могут привести к пагубным последствиям, если мы не установим сначала личность этого человека, каким бы бесплотным он ни был.