— Госпожа Фешмор, пожалуйста, не могли бы вы встать?
— Послушайте, — воскликнул министр, внезапно придя в бешенство, — телевизионная передача — не заседание административного суда! Я не собираюсь участвовать в этой пародии на правосудие!
— Господин министр, — возразил Фокарди, — речь вовсе не идет ни о чем подобном. Госпожа Фешмор больше не состоит в полиции. Так что она имеет полное право высказаться здесь. Вы согласны?
Министр пожал плечами. Ему хотелось встать и покинуть сцену, но это произвело бы худшее впечатление.
Ведущий пригласил бывшего офицера полиции Брижитт Фешмор занять место на эстраде. Она села в кресло на изрядном отдалении от министра. Ее попросили рассказать о происшествии.
— Мне сорок один год, я мать двоих детей, у меня никогда не было психических отклонений. В то утро я видела бригадира Сира и рядовых Шавре и Дюфраншмена свежевыбритыми, всех троих. Когда же я снова увидела их в кабинете бригадира, у него самого и у рядового Шавре были бороды до самого живота.
— Но не у рядового Дюфраншмена?
— Нет.
— Вы знаете почему?
— Нет. Все, что я знаю, это что его сын, который был очень болен, неожиданно выздоровел в то утро.
Фокарди кивнул. Потом, снова обращаясь к присутствующим, объявил:
— Господа Сир, Шавре и Дюфраншмен, пожалуйста, не могли бы вы встать и присоединиться к нам на сцене?
— Вы переходите границы, — буркнул министр.
Трое уволенных стражей порядка тоже уселись на эстраде. Непосредственным соседом министра оказался бывший полицейский Дюфраншмен. Они назвали себя и рассказали свою историю. В зале поднялся ропот.
— Господин министр? — спросил ведущий.
— Ваша передача все больше становится похожа на самосуд, — заметил измученный Карески. — Могу ответить только, что и раньше бывали случаи коллективных галлюцинаций.
Отставной бригадир Сир потерял терпение. Он вытащил из кармана конверт, открыл его, показал содержимое перед камерой: длинные клочья бороды.
— А это, господин министр, тоже галлюцинация? Генетическая лаборатория института Пьера и Мари Кюри подтвердила, что это моя борода!
Министр опять пожал плечами.
— Я знаю только, что вы позволили улизнуть тому смутьяну… — пробурчал он.
— Господин министр, — объявил Фокарди театрально, — я нашел того, кого вы называете смутьяном.
Сбитый с толку Карески вытянул шею.
Казалось, что его бывшие подчиненные тоже ошеломлены.
— Господин Эмманюэль Жозеф, — объявил ведущий, — пожалуйста…
Эмманюэль Жозеф уже стоял на ногах. Он поднялся на эстраду. Необычайная тишина тотчас же воцарилась в телевизионной студии. Дюфраншмен кинулся к новоприбывшему, упал перед ним на колени и облобызал ему руки. Министр нахмурился и бросил на них ястребиный взгляд.
Некоторые телезрители поторопились заключить, что это самый яркий момент за всю истории телевидения. По всей Франции люди перезванивались между собой и прекращали всякую деятельность, припадая к своим экранам.
Оставалось только одно пустое кресло — напротив министра; его-то и занял Эмманюэль Жозеф.
Министр сунул руку в карман, достал мобильный телефон, набрал номер, опять набрал и недовольно поморщился. Очевидно, звонок не проходил.
— Вызываете полицию? — спросил Эмманюэль со смехом.
Министр бросил на него грозный взгляд.
— Насколько я знаю, месье, вы нарушаете законы Республики и объявлены в розыск. Я звоню в полицию, чтобы вас арестовали прямо здесь, на публике.
— Неужели слово Божье нарушает законы Республики? — возразил Эмманюэль.
— Во Франции для него есть специально отведенные места! И вы не уполномочены на подобного рода деятельность, насколько мне известно. Вы не священник.
— В самом деле, — согласился Эмманюэль Жозеф с улыбкой. — Стало быть, вы слышите слово Божье только из уст священников? А впрочем, слушаете ли вы его, когда слышите?
— Я не собираюсь дискутировать о религии с таким… смутьяном и трюкачом, как вы!
— Каиафа! — вскричал вдруг Дюфраншмен, выйдя из себя. — Вылитый Каиафа!
— Я то же самое подумал, — согласился Эмманюэль. — Опять.
И перед публикой, словно громом пораженной, перед миллионами телезрителей, у Франсуа Карески, министра внутренних дел Пятой Республики, внезапно начала расти борода — с неимоверной, просто скандальной быстротой. Спустилась на грудь, потом на живот. Он смотрел на нее, оцепенев, разинув рот, потом повернулся к Эмманюэлю Жозефу с гримасой гнева и ненависти.
В студии началось сущее светопреставление. Зрители хлынули на эстраду, целовали руки Эмманюэлю Жозефу. Среди всеобщего гвалта Фокарди, которого захлестнуло этой волной, еще попытался что-то сказать со сведенным судорогой лицом и полными слез глазами, но не смог.
Наконец в двадцать два часа сорок три минуты трансляция была остановлена.
19
Недовольная тем, что почти не спала, Франция проснулась в состоянии транса. На улицах и в общественном транспорте люди с помятыми лицами смотрели друг на друга запавшими, лихорадочно блестевшими глазами, внезапно спаянные единством, которое порождают чрезвычайные события, пережитые сообща.
После хаотичного открытия биржа сделалась исключительно вялой и замерла. Никто и не думал ни продавать, ни покупать какие бы то ни было акции или облигации. До того ли, раз уж сам Христос, быть может, вернулся на землю.
Везде, кроме продовольственных магазинов и газетных киосков, деловая активность была почти нулевой. Питаться — еще куда ни шло, но покупать соблазнительное белье или пару туфелек перед Страшным судом!
Самым распространенным мнением было, что Эмманюэль Жозеф — это Христос, а его второй приход неминуемо предвещает Страшный суд и что есть все же некое нравственное измерение в обществах, где господствует телевидение, беспроводные средства связи, самолеты, автомобили и экономика.
Три других мнения, одинаково пропитанные страхом, были столь же опустошительны. Четвертое же, менее распространенное, состояло в том, что передача Ксавье Фокарди была хитроумным монтажом, на манер знаменитой радиопередачи Орсона Уэллса о вторжении марсиан в первой половине XX века. Но тогда Фокарди, известный своими провокациями, явно хватил лишку. Это уже перебор. И министр внутренних дел ему это скоро даст понять. Но эпизод с бородой, ха-ха-ха, — это было потрясающе.
Тем не менее следующий день ничего не прояснил, и еще до полудня скептики и сторонники фарса поутихли.
По правде сказать, волнение началось сразу же после передачи, причем в самых верхах. Президент республики и премьер-министр, встревоженные насмешкой над министром внутренних дел, позвонили продюсеру программы. Неуловим. Потом на студию. Напрасно. Потом в министерство внутренних дел. С тем же успехом. Мобильный телефон, предназначенный соединять президента и премьер-министра в две секунды, был на автоответчике.