Ведь Эманалла высказался на этот счет вполне недвусмысленно: «Убить миллион мирных жителей, у которых нет даже оружия, значит бросить вызов Божьей воле. Это все равно, что распространять чуму».
Само собой разумеется, что первыми в этом ряду молчаливо считались Соединенные Штаты.
«Is the age of Islamic terrorism over?»
[22]
— под таким заголовком вышла «Нью-Йорк таймс», резюмируя озадаченность американского и мирового общественного мнения. По-настоящему никому не удавалось поверить в окончание длившегося десятилетиями кошмара. Моральный долг отказаться от оружия массового поражения, того самого, которое американцы напрасно искали в Ираке, вызывал на Западе все более бурные споры.
«То, что хорошо для мусульман, не обязательно столь же хорошо для прочих верующих, — подвел итог президент Соединенных Штатов. Эта хитроумная риторическая увертка на самом деле была шита белыми нитками. — Конечно, все мы поздравляем себя с тем, что ислам отвергает своих экстремистов и использование насилия. Но Америка всегда была Божьей землей, и мы никогда не прибегали к терроризму, который религиозные власти ислама осуждают сегодня после, увы, стольких жертв».
Конечно, опять поставили под сомнение и самого наби Эманаллу; не впрямую, но с помощью изощренных, если не коварных, вопросов. Откуда взялся этот человек? Какова его история? Есть ли у него братья, сестры, жена, дети? Не странно ли, что ни один его родственник, ни один друг детства не заявил: «Я его знаю!» Почему он отказывается отвечать на вопросы о себе? А ведь нет в мире такого печатного органа или телевизионного канала, который не заплатил бы целое состояние за интервью с ним. Но все просьбы, обращенные к высшему духовному авторитету ислама в Исламабаде, остались без ответа. Точнее, ответ был всегда один и тот же: наби Эманалла не ищет известности, он всего лишь напоминает верующим слова пророка и не собирается извлекать из этого ни выгоду, ни власть. Он лишь скромный служитель Всевышнего.
Тем не менее в сад дома, где остановился Эманалла, каждый день доставляли больных. Люди без колебаний добирались из Карачи или Лахора, только чтобы увидеть или услышать его. В первую очередь он принимал детей.
— Они невинны, — говорил он. — Если они стали жертвой зла, то потому, что не умеют защищаться. А защищаться не умеют потому, что не умеют читать.
Какая-то женщина с отчаянием и вызовом бросила ему на руки четырехлетнего ребенка, почти скелетик, в котором едва угадывалось дыхание жизни.
— Выйди, — сказал он матери. — Выйдите все. Вернетесь вечером.
Вечером в саду собралась толпа. Каждый хотел видеть, вылечил ли наби мальчика. Они обнаружили их обоих сидящими друг против друга за игрой в шахматы. Шепот прокатился, словно волна. Ребенок посмотрел на свою мать, на людей, теснившихся за ее спиной. Потом улыбнулся.
Оторопевшая мать икнула.
Ребенок встал, взял руку Эманаллы, поцеловал и сказал матери:
— Пошли домой, я есть хочу.
Восторг толпы выплеснулся на улицу и наделал много шума.
К Эманалле привели женщину, совершенно скрюченную ревматизмом. Лишь палка, на которую она опиралась, не давала ей покатиться кубарем вперед. Ей видны были только ноги наби.
— Верь во всемогущество Божие, — сказал он ей. — То, что Он позволил согнуть, Он может и выпрямить.
Из бесформенной массы просочился какой-то невнятный звук.
Он положил руку ей на спину. Женщина вскрикнула:
— Жжет!
Он взял ее за плечи и распрямил. Она страшно застонала и уставилась на своего благодетеля вытаращенными глазами. Потом простерла к нему руки, не в состоянии вымолвить ни слова. Слезы залили ее лицо, она упала перед наби на колени и стала целовать ему ноги.
Как и всякий раз, раздались крики, заполнив собой, казалось, все небо.
— Никогда не забывайте, — сказал Эманалла, — что это сделал Бог.
И женщине:
— Ступай, неси людям слово Божье — таким, каким Господь внушил его пророку.
Наби выглядел ужасно усталым. Но ему по-прежнему приводили людей для исцеления.
Через месяц после съезда он попросил министра внутренних дел, у которого все так и проживал, чтобы тот собрал узкий круг мавлан.
— Пусть вас будет не больше дюжины, — посоветовал он.
Он не хотел ни прессы, ни телевидения, только давшего присягу писаря, чтобы записать его слова. Министр решил, что собрание состоится в саду дома. Созванные расселись на скамьях в увитой зеленью беседке. Ветерок доносил аромат гардений. Появился Эманалла, приветствовал каждого и спросил его имя.
— Моя миссия скоро завершится, — сказал он. — Мне надо вам кое-что сказать. Первое: вам нужен глава, и, по моему мнению, было бы разумно, чтобы им стал человек зрелый, имеющий опыт власти. Я предлагаю вам президента этой страны. Он должен будет принять титул Повелителя правоверных, что укрепит его авторитет. Затем вам придется устранить великую несправедливость, разделяющую бедных и богатых, в вашей стране да и в других мусульманских странах. Не забывайте слова пророка от имени Господа милосердного: «Помните, что вы должны пятую часть добычи Богу, сиротам и беднякам». Эта страна полна бедняков, а богачи, которых душит их тучность, отдают лишь ничтожную долю своих доходов. Скажите им, что они попадут на небо лишь в тот день, когда верблюд пройдет сквозь игольное ушко.
Первое предложение явно воодушевило слушателей. Хотя они и восприняли его ошеломленно. Титул Повелителя правоверных был высочайшим в истории ислама. Не носил ли его сам легендарный Гарун аль-Рашид, халиф Багдадский? Но он изрядно потускнел при последнем носителе, турецком султане. Годится ли президент для этой высокой чести? Сможет ли он восстановить это звание во всем его блеске?
— Поверьте мне, — ответил Эманалла, — только к лучшему, если этот духовный титул будет принят человеком, который обладает также и мирской властью.
Они склонились перед его решением. Осуществить же второе предложение было, на их взгляд, гораздо сложнее.
— Если он захочет — а он обязательно захочет, — Повелитель правоверных сможет добиться и этого, — ответил наби.
Через час тринадцать человек, включая Эманаллу, явились в президентский дворец, чтобы известить главу страны о пожалованном ему звании.
Тот был сражен.
— Достоин ли я подобной чести? — спросил он наконец.
— Сам титул, который ты будешь носить, сделает тебя достойным его, — ответил Эманалла.
— Но чего будет стоить моя власть в сравнении с твоей?
— Я не вечно буду здесь, Повелитель, — ответил Эманалла с улыбкой.
— Ты хочешь покинуть нас? — спросил тот встревоженно.
— Негоже мне затенять тебя. Провозгласи дарованный тебе титул, когда я уйду. Это успокоит тех, кто решит, будто я их покинул.