– Так или иначе, но с того момента, как ты примешь решение стать священником, тебе придется проститься с семьей. Ты будешь зависеть только от себя самого, – добавил Иосиф.
Были ли эти слова словами одобрения?
– Мой сын говорит, что ты наделен острым умом. Скажи мне: почему ты отказался молиться в Храме?
– Это скорее дворец, чем место для молитв, – ответил Иисус. – А эта торговля возле колоннады!
Дед залился прерывистым смехом. Другие тоже последовали его примеру. Иисус готов был обидеться, но дед сказал:
– У этого мальчика больше здравого смысла, чем у многих взрослых!
– Храм есть дворец Господа, – заметил Иосиф.
– Как можно так говорить? – не согласился дед. – Все знают, что это памятник, воздвигнутый во славу одного языческого узурпатора, сына другого языческого узурпатора! Не смущай мальчика!
– Не волнуйся, отец, – сказал Иосиф. – Я просто хочу знать, что думает наш гость.
– Наш Отец не нуждается во дворце, – ответил Иисус. – Он владеет всей землей.
– И вот мы снова в пустыне, – прошептал один из дядьев. – Старая песня!
Слуга принес блюдо, уставленное кубками с гранатовым соком, и пустил его по кругу. Затем он бросил сандаловые и кедровые стружки на угли, тлевшие в глиняном сосуде. Потревоженные дымом, ночные бабочки закружились в легкомысленном танце.
– Если Иисусу придется стать священником в Иерусалиме, надо, чтобы он встретился с докторами, а если он должен встретиться с докторами, надо, чтобы это были наиболее свободомыслящие из них. Его слова могут в Храме все перевернуть вверх дном.
– Давайте отправим его к Маттафии, – предложил Ионафан.
– Действительно, Маттафия – здравомыслящий человек, – согласился Иосиф.
– В Иерусалиме две тысячи священников, а мы можем назвать только одно имя! – проворчал дед, охваченный волнением. – Мне бы очень хотелось обучить этого мальчика древнееврейскому языку. Скажи, мальчик, ты ведь хочешь, чтобы я учил тебя? Ты должен знать древнееврейский язык, чтобы читать Книги!
Иисус улыбнулся старику, положившему руку ему на голову.
Когда Ионафан и Иисус вошли в комнату, которую они теперь занимали вместе, Ионафан, добравшись в темноте до своей кровати, спросил:
– Надеюсь, все эти вопросы не обидели тебя?
– У меня такое чувство, словно я только начинаю жить, – ответил Иисус.
Когда к ним пришел сон, виделось им разное. Один грезил, что повстречал Давида, а другой ощутил потребность в Отце.
Большая часть утра прошла в поисках Маттафии. Он словно потерялся в каком-то лабиринте, по крайней мере такое впечатление сложилось у Иисуса. Когда Ионафан наконец обнаружил Маттафию и от имени своего отца представил ему Иисуса как мальчика, который хочет изучать Закон, Маттафия соизволил проявить интерес, граничащий с изумлением. Он ничего не сказал, но, несомненно, нашел странным то, что могущественный Иосиф Аримафейский рекомендовал ему безродного мальчика. В случае если бы мальчик происходил из хорошей семьи, ему, безусловно, не требовалось бы никаких рекомендаций: одного его имени было бы достаточно. А «Иисус, сын Иосифа» не означало ровным счетом ничего. Этот мальчик никогда не поднимется на самый верх иерархической лестницы и никогда не будет возведен в высокий сан, если учесть, что только чистокровные иудеи благородного происхождения способны произносить, например, глубокомысленные изречения. Иисус инстинктивно уловил эти тонкости. Мальчика охватило такое же чувство, какое он испытал, когда к ним в Капернаум приезжали его сводные братья и сестры. Вдруг он спросил себя, действительно ли хочет стать священником. Но, в конце концов, начало было положено. Ионафан принял в его судьбе живое участие, а могущественную поддержку оказал Иосиф Аримафейский. Иосиф Аримафейский поступил как отец, совершенно бескорыстно, просто потому, что ему понравились некоторые высказывания Иисуса. Иисус прекрасно понимал, что совершил бы недостойный поступок, если бы разочаровал его.
А этот Маттафия оказался настоящим уродом. Приземистый, со сморщенным лицом, похожим на мокрую тряпку, с искривленной осанкой, словно вот-вот был готов упасть на бок, с желтоватым цветом кожи и гноящимися глазами. К тому же уродство усугублялось высокомерным видом. А ужасные ступни, широкие, сплошь покрытые волосами! Разумеется, Маттафия, как и другие священники Храма, всегда ходил босиком, и поэтому у него, как и у всех них, постоянно был заложен нос. Маттафия наклонился к Иисусу и спросил приторно-сладким голосом:
– Как тебя зовут? Откуда ты родом?
– Меня зовут Иисус, сын Иосифа. Я из Капернаума, что в Галилее.
– Капернаум, что в Галилее, да? – сказал Маттафия. – Почему уточняешь? Разве есть еще один Капернаум?
Он бросил заговорщический взгляд на Ионафана.
– Мне говорили, что ты хочешь стать священником. Это правда?
– Да, правда.
– А почему ты хочешь стать священником?
– Чтобы способствовать восстановлению Закона.
– Восстановлению? – удивился Маттафия. – Но разве мы неправильно применяем Закон?
– Предоставляю вам самому судить об этом, – ответил Иисус.
Маттафия поднял голову.
– Только в Иерусалиме свыше двух тысяч священников, а по всей стране – гораздо больше, – сказал он. – Значит, нужно приставить по священнику к каждому иудею?
– Скорее поместить священника в каждом иудее, – возразил Иисус.
Маттафия едва не рассмеялся и повернулся к Ионафану.
– Я понимаю, почему твой отец заинтересовался этим мальчиком, – сказал он. – У него хорошо подвешен язык.
Левит, который до сих пор, казалось, не прислушивался к разговору, насторожился.
– Сколько, ты сказал, тебе лет? – спросил Маттафия.
– Двенадцать.
– Ты получил образование?
– Отец читал мне Книги: Бытие, Исход, Левит и Второзаконие.
– Чем занимается твой отец?
– Он плотник.
– И плотник читал тебе эти четыре Книги? Они написаны на древнееврейском языке. На каком языке он читал тебе их?
– Читая, он сразу переводил их на арамейский язык.
– Твой отец, плотник, знает древнееврейский и арамейский языки?
Иисус мгновение колебался.
– Человек не обязательно должен быть доктором, чтобы читать Книги…
– Он говорил тебе, кто дал нам Закон?
– Господь.
– Не забыл ли ты о Моисее и пророках?
– Они получили Закон.
– Значит, до того как они получили его, Закон не существовал?
– Как такое возможно? – возразил Иисус. – Разве Господь не создал человека по своему образу и подобию? Значит, Закон записан в сердце сына точно так же, как он был записан в воле Отца.