Андрей Рублев - читать онлайн книгу. Автор: Павел Северный cтр.№ 95

– Житье обучило меня с опаской верить на слово. Татарин ты. Орда всяких упредителей ко мне засылает, у коих супротив Москвы за пазухой припасен камешек. А ежели ты, пользуясь доверием боярина Тигрия, пожаловал ко мне по наущению Орды с надобным ей умыслом? Я опасливый. Ноне и родному брату надо верить, семь раз подумав. Поди, слыхал, что московский князь с братом не в ладах? Слыхал?

– Слыхал.

– И верил?

– Верил.

– Вот теперича и я стану тебе верить, потому от правды, как от солнышка, рукой не заслоняешься. Сказывай свое упреждение.

– Нежданного для себя, думаю, ничего не услышишь. Но кое-что из мною сказанного может пригодиться. Знаешь, что иные князья частенько в Орду наведываются и редкий из них не обносит тебя наговором, будто норовишь ты прибрать к рукам всю удельную Русь.

– Про эдакое слыхивал.

– Мурза Эдигей тобой шибко недоволен за то, что утерял к Орде подобающее повиновение.

– Повидал Эдигея?

– Повидал. О тебе он расспрашивал. Сердился, что не удосужился до сей поры показаться ему на глаза. Спрашивал, не притесняешь ли моего князя, не запугиваешь ли его своим властолюбием. Гордецом считает тебя Эдигей.

– А нет ли у него замысла отучить меня от гордости?

– Об этом не сказывал, но все, кто возле него трется, без устали советуют ему напомнить тебе о повиновении.

– Верно. Напоминают. Только я будто не слышу.

– Тебе виднее. Может, лучше изредка отдаривать, как мой князь? Покорность рушит злость. А возле тебя нет на Руси слитности. А главное – наслышан Эдигей, будто ты свое богатство хранишь где-то возле Владимира.

– Понятней скажи!

– Будто о сем ему суздальский князь шепнул. Вот Эдигей и не решится, какое княжество ему наперед разорить, выискивая твое богатство.

– Спасибо, что про Суздаль помянул ко времени. Тамошний князь, видать, шибко разговорчивый, а прикидывается верным мне молчуном. По-татарски чуешь разброд удельной Руси. Не до конца еще осознал, что любой ее разброд разом кончается, когда судьба горем нас ополаскивает. Неужели не приметил в Орде, что и там стали понимать, что Русь бессмертна и от любого разорения не погибнет?

– Упредил тебя – и совесть моя чиста. Упредил, потому как княжество твое манит меня к себе.

– Может, есть у тебя охота послужить Москве? Мне люди надобны. Слыхал, что князь Григорий доволен тобой. А ежели Москва манит, зачинай в ней житье править. Только с согласия своего князя. Чтобы он на меня обиды в душе не носил. Не любят меня князья только потому, что мыслю о Руси на свой взгляд. Должна она быть единой под властью Москвы.

Князю показалось, что гость даже вздрогнул от сказанного, но ничего не стал говорить татарину, увидев, как в трапезную вошла девушка в синем сарафане. Василий спросил ее:

– С чем пришла, Анютка?

– Княгиня дослала поведать. Иконники из Спаса на Яузе пожаловали.

– Вели обождать.

– Спасибо, Тигрий, что навестил меня с дельным человеком.

– Опять, чую, понадобились тебе, княже, иконники?

– Задумал я во Владимире Успенский собор украсить новой живописью. Задумал доверить сие сотворить Андрею Рублеву да Даниилу Черному. Ты помог мне увериться, что помянутые иконники могут сотворить самую невиданную лепость. Владимирское Успение достойно того, ведь ставлен сей собор на веки веков.

Весенняя ночь при полном горении луны. Небо в неподвижных кружевах облаков, а на земле город, осыпанный перламутровой пылью лунного света.

Владимир.

В Мономаховом городе крутой склон холма, придавленный белокаменной громадой Успенского собора, нависает над Клязьмой. В эту ночь тень от него широкой полосой укрыла площадь кремля, огороженного земляным валом, рубленой стеной с башнями и с воротами: Золотыми, Серебряными и Медными.

Родившийся во Владимире внук Мономаха князь Андрей Боголюбский, завладев киевским столом, не захотел жить в нелюбимом городе, увел свои дружины к Суздалю.

Замыслил Андрей для привезенной им из Вышгорода чудотворной иконы поставить во Владимире собор, своим обличаем напоминающий киевскую Софию. Икона Богоматери с Младенцем византийского строголикого написания была завезена на Русь греками и, по слову князя Андрея, стала на новом месте именоваться Владимирской Божьей Матерью. Собор при Боголюбском был с одноглавым золоченым куполом. Брат его, Всеволод Большое Гнездо, заново перестроил Успенский собор, и при нем он стал пятиглавым.

А ныне московский князь Василий доверил Андрею и Даниилу украсить собор новой живописью.

Светит луна, временами ее скрывают облака.

Во дворе соборного подворья у крыльца избы спит кудлатая черная собака. Скрипнула дверь, будто ктото ойкнул от страха. На крыльцо вышел Андрей Рублев. Собака, торопливо вскочив, завиляла хвостом, лениво побрела за Андреем, который пошел к воротам, но вскоре остановилась и, зевнув, снова легла.

Пройдя мимо дремавшего сторожа и выйдя за ворота, Андрей пошел по площади, на минуту потерявшись в густой тени от собора, а потом, сопровождаемый своей тенью, пошел к березовой рощице.

Уйти из душной избы заставила бессонница, которая завелась, как всегда, от житейских раздумий. Его раздумья о своем погребенном счастье. Они отгоняли сон, ворошили воспоминания, заботливо воскрешали видения.

Совсем недавно Ариадна жила в далеком монастыре, и воспоминания о ней редко волновали Андрея. Работа не оставляла для них времени. Только нежданная встреча, произошедшая, по желанию покойной княгини Евдокии, вновь властно заставила Андрея жить памятью об утерянном счастье. Жить видениями, в то время как ему надобно думать о выполнении повеления князя Василия, об украшении Успенского собора.

Прохлада весенней ночи успокоила, но от битвы мыслей он будет чувствовать себя растерянным, пока не настанет рассвет, тогда отступят все ночные тревоги и придет время взять в руку кисть и начать работу.

Побывав во Владимире прошлой осенью, Андрей с Даниилом вновь появились в городе, когда всюду, славя радость весны, журчали и пенились ручьи.

Стоял апрель.

Собор, куда они направились после приезда, снова, как и осенью, поразил своей громадностью и величием. В долгие дни зимы в монастырской келье Андрей с Даниилом беседовали, делились замыслами, горячо спорили, обдумывая детали предстоящей сложной работы. На берегах Яузы многое для них уже казалось понятным и ясным. Однако теперь, оказавшись в соборе и отразившись черными пятнами в его сверкающем медном полу, они вдруг осознали, что все задуманное надо передумывать и что совсем иначе следует располагать на стенах роспись. Чтобы не терять времени, они начали писать иконы чина и праздников для иконостаса. Живописцы бродили по пустынному храму, разделенному на три корабля шестью столбами-опорами, державшими на себе своды собора и высокий барабан со шлемовидными куполами. Все было грандиозно, охватывая взглядом внутреннее пространство собора, которое им предстояло украсить, оба они осознавали, сколь трудна задача. Особенно сложным представлялось Андрею изображение Страшного суда.