Андрей Рублев - читать онлайн книгу. Автор: Павел Северный cтр.№ 94

– Писали по Господом дарованному умению.

– Будто Спаса написал, до того на иконах невиданного.

– Осмелился.

– Пошто в Благовещении такого не сотворил?

– Там Христа Феофан писал. А у меня тогда сего замысла о Спасе не водилось. В Звенигороде осенил Господь.

– Чем князь Юрий отблагодарил за труды?

– Сукном на одежу. Не поглянулось князю наше живописание.

– Не поглянулось? Неужли высказал неодобрение?

– Смолчал, но мы учуяли.

– Вот ведь как. В Москве вас за Звенигород на все лады хвалят. Люди ездят туда, дивятся. А князь за труды на похвалу поскупился. Поди, обидно стало?

Андрей на вопрос не ответил.

– Что ж, обидно не услышать доброго слова, но обида помаленьку изживется.

Василий, заложив руки за спину, прошелся по трапезной. Постоял у окна, пощипывая бородку, сказал:

– Позвал тебя, чтобы высказать, что покойная матушка велела тебе ее завет выполнить. Знаешь, о чем речь веду?

– Знаю. Выполню.

– Посему без промедления направляйся во Владимир. Огляди там Успенский собор. Поди, слыхивал про него?

– Знаю сей собор. Не раз видал.

– Задолго до Батыева зла на Руси он ставлен. Задумал я, Андрей, в память о матушке украсить собор новой росписью. Обветшала в нем лепость. Свершить сие доверяю тебе. Велик и славен собор владимирский. Замыслен был самим князем Боголюбским. Новую роспись в нем надлежит сотворить на века. В память того, что сама Русь вечна. Помни о сем. Все храмы на Руси должны пребывать в вечной лепости.

Василий, задумавшись и пройдясь молча по трапезной, продолжал:

– Во Владимире гости недолго. На обратном пути навести новую обитель матушки Ариадны неподалеку от Коломенского. Всем пособи игуменье. Обо всем с ней потолкуй, дознайся, в чем у нее нужда. Побудь в обители до Рождества. А воротясь в свой монастырь, за зимнюю пору все умом охвати, все иконописное умствование отдай замыслу грядущей росписи владимирского собора. Даниилу обо всем скажи. Вместе станете мое решение выполнять. Великое дело отдаю в твои руки. Выполнишь его достойно, Русь тебя памятью не обидит. А теперь пойдем к столу, поснедаем. Ты у меня за столом нечастый гость. Княгиня Софья подоброму угостит нас…

Москва радовалась, что ранняя весна с дуновениями теплых ветров торопливо очистила город от сугробов.

Но с зачином апреля пошли хмурые дни. Уходящая зима, будто спохватившись, снова начала метелить, мокрым снегом разводя на улицах непролазную грязь…

Вечером великий князь Василий в малой трапезной привечал гостей, потчуя их медом на крепком настое мяты.

Горели свечи, освещая за столом боярина Тигрия Владимировича и заезжего татарина Дарилартая, навестившего Москву после возвращения из Орды. Хозяин по-обычному во время беседы вымерял горницу шагами.

Дарилартай двадцать восемь лет назад был на Куликовом поле в полчищах Мамая. В той битве был тяжело порублен, но не добит, не задохся под навалившимися на него мертвыми телами. Его подобрала и выходила сердобольная женщина, и после выздоровления он не покинул Русь. Вначале став дружинником удельного князя, Дарилартай дослужился до чина воеводы. Полюбив женщину, спасшую ему жизнь, принял христианство, женился на ней и был счастлив.

Обмятый Русью, Дарилартай все годы внимательно следил за постепенным возвышением на Руси Московского княжества и лелеял мечту обосноваться в нем. Воспользовавшись знакомством с Тигрием, татарин не упустил удобного случая побывать с ним у великого князя, рассказать, что ему удалось узнать в Орде, чем и привлечь к себе внимание хозяина Москвы.

Уже выпита чара меда, а ручеек беседы все еще не промыл торную канавку, по которой слова и мысли текут с искренней или придуманной задушевностью.

Василий не торопясь выспрашивал татарина про весенние дороги и настойчиво всматривался в его суровое лицо с добрыми глазами.

– Поди, не без надобности в Орду наведывался? – спросил Василий.

– По наказу своего князя отвозил очередной выход.

– Вон как? Князь Григорий, видать, послушно чтит волю Орды?

– Береженого Бог бережет. Орда за непослушность на память злая.

– И как же приветили тебя сородичи?

– Приобыкли, что стал русичем по разуму, но до сей поры дивятся, что меня, плененного, на Куликовом поле не прикончили.

– Лишка у нас доброты за пазухой.

– Верно. Доброты у вас много. Только она не для русичей, а для всех, кто приходит к вам со злом. За зло добром отвечаете. Али не так разумею?

Василий, не ответив, пристально оглядел татарина.

– Не пустое молвил, княже. Истинный Христос, не любите друг друга. О князьях сказываю, о боярах.

Василий остановился.

– Много ль удельных князей тебе с искренним сердцем преданы?

Василий, улыбнувшись, покачал головой:

– Обо всем, чую, дознаешься?

– Пошто такое творят? Пошто не хотят признать тебя за князя, коему отцом твоим завещано быть поводырем удельной Руси? Князь Дмитрий, благословленный отцом Сергием, сумел приучить Русь к слитности, чтобы отстоять ее честь на Куликовом поле. Орда урок запомнила. Бродят над Русью грозовые тучи, а в ней надобного единства и след простыл. Случись какая беда, ты, княже, нелегко соберешь под свою руку надобное воинство.

Василий шагнул к татарину, тот спросил:

– Повелишь молчать?

– Пошто молчать? Правду молвишь. Все так. Только в нашей неполадности татары шибко виноваты. Приучили нас двурушничать, защищая свою беззащитность наговорами друг на друга, обучили нас душить друг друга из-за корысти и зависти. Стали мы друг друга обкрадывать, чтобы откупаться от ханских ненасытных желаний.

– Так ли, княже? И до Батыя разве князья да бояре не мутили житейский покой ради властолюбия? Всем ведомо, какое великое горе Руси Орда приносит, но помогают ей до сей поры удельные владыки. Добры русичи, но только не к самим себе. Меня, врага, спасли только потому, что был повержен. Тогда-то я и понял, что Русь сильна бабьим милосердием. За это сознание приял вашу веру, остался на Руси с клятвенным обещанием защищать ее покой. А верность клятве доказал, защищая землю удела при нашествии Тохтамыша.

Василий слушал, не переставая ходить, но пожелав переменить тему, безразлично спросил:

– Пошто ко мне наведался?

– Упредить, княже, хотел, чтобы ты очей с Орды не сводил.

– Чем докажешь, что должен тебе верить?

– Честью, коя заставила меня стать Руси верным.