Сказание о Старом Урале - читать онлайн книгу. Автор: Павел Северный cтр.№ 100

Поднялся из кресла, опять стал освещать себе дорогу. Прошел синюю гостиную, где пол устлан медвежьими шкурами, второй коридор с более низкими сводами. Вот она, дверь, за которой собаки. Открыл. Пахнуло холодом, едкими испареньями мочи, вонью псины. От луны в большой комнате светло. Борзые лежали на соломе, как снежные комья. Акинфий шагнул к окнам по раструшенной соломе, сам задернул шторы. Собаки повскакали, окружили хозяина, прыгали, взвизгивали, клали лапы на грудь, лизали ноги. Акинфий ласково гладил длинные породистые головы. Когда вышел, прикрыв дверь, псы заскулили, стали царапать ее. Акинфий поравнялся с красной комнатой и неожиданно услышал смех. Которая это? Машка? Он резко отворил дверь, нежданно-негаданно возник на пороге перед оторопевшими девицами.

Маремьяна подбежала с поклонами, подобострастно выхватила канделябр из рук, поцеловала и самую руку в лепешках воска.

– Полуношничаете, сороки? Чему смеетесь?

В гробовой тишине Машка, не поднимая глаз, пробормотала:

– Просто так, про чудное речь плели.

Акинфий кивнул в сторону Настеньки, смягчился было:

– Спит хроменькая? – Но тут же, встретив взгляд монашки, сурово спросил Маремьяну: – Почему до сей поры в рясе? Что давеча велел?

– Виноваты, батюшка Акинфий Никитич, не успели платье сшить. Завтре поспеет.

– Скажи по совести, девка, чего ради рясу напялила, коли ты не монашка?

– Монахиня, всемилостивый барин! В Тобольске городе моя обитель.

– Опять врешь! С первой пытки приказчику про Уфу поминала.

– Соврала тогда, чтобы не били.

– Теперь ты демидовской обители стала. Помни о том навек.

Взяв канделябр, Акинфий хмуро, в упор глядел в лицо монашке.

– Сказы про сибирскую землю знаешь?

– Слыхивала.

– На, держи! – Акинфий протянул ей канделябр. – Посвети мне по дороге...

* * *

Вернувшись в опочивальню, Акинфий взял из рук спутницы канделябр, поставил на выступ камина. Обернулся.

– Приросла к порогу? Иди дров в огонь подкинь.

Та положила в камин несколько березовых поленьев. Огонь затрещал веселее. Исполнив приказание, девушка стала в сторонке.

– Сними-ка плат.

Она покорно сняла апостольник.

– Звать-то как?

Собеседница будто не расслышала вопроса.

– Баба?

– Девушка.

Акинфий подошел, потрогал волосы, зажал в кулаке золотистую прядь.

– Шелковые... А глазастая какая... Чего боишься?..

И вдруг под его ищущей тепла рукой что-то слегка зашуршало под черной тканью рясы. Бумага!

В то же мгновение неуловимо быстрым движением девушка рванулась из его рук к камину, выхватила из-под одежды сложенный лист бумаги и швырнула в огонь. Акинфий не успел выхватить документ из пламени, отдернул руку. Бумага превратилась в пушинку золы...

– Донос несла?

Она молча пятилась к двери. В ярости Акинфий запустил в нее поленом. Оно ударилось в дверь.

– От кого донос?

Ссутулившись, Акинфий медленно наступал на пленницу, сжимая кулаки. И вдруг как вкопанный замер... Там вдалеке, на Наклонной башне, куранты играли бравурный марш!

Акинфий кинулся к окну, отдернул штору. Тот же лунный свет. Но куранты, не переставая, исполняли свой марш...

– Вон отсюда! Назад, в сучью!

Не поднимая с полу оброненный апостольник, пленница убежала.

Демидов прислушивался к бравурному, уже давно не звучавшему мотиву... Судьба Меншикова... Эх, как-то к тому пришла весть об опале? Тоже, верно, знак какой-нибудь подавался, а может, вовсе нечаянно обрушилось?..

Получаса не прошло, как снизу, из вестибюля, донеслись голоса. Акинфий как был в халате, так и вышел в коридор. Незнакомый голос извиняющимся тоном:

– Нет, нет, зачем же тревожить барина так рано?

Акинфий ступил в вестибюль. Самойлыч с зажженной свечой расспрашивал двух гостей: один был демидовский приказчик, рыжебородый кривой Шанежка, другой – молодой офицер в медвежьем тулупе. Демидов его не знал. Чужой!

– Что приключилось? Отчего шум у меня в доме?

– Очевидно, имею честь видеть самого господина Демидова?

– Его самого.

– Имею честь представиться: Слушков. Начальник конвоя его превосходительства командира уральских горных заводов.

– Рад, что осчастливили нежданным визитом.

– Приношу извинения за беспокойство, причиняемое в такой глухой ночной час.

– Ну, полно, что за извиненья! Гостям рады. Ни днем ни ночью дверей на запоре не держим. Все ли благополучно у вас, господин Слушков? Избави бог, уж не случилось ли с вами какой дорожной беды? Милости прошу раздеваться и отдохнуть с дороги.

– Дело-то неладное, хозяин, – хмуро и глухо начал приказчик Шанежка, но офицер перебил его:

– Совершено нападение на мой конвой. Его превосходительство поручил мне сопровождать в Петербург господина советника берг-коллегни Эрнеста Иоганновича Шумахера, навещавшего генерала Татищева с особым поручением.

– Батюшки-светы! Нападение, говорите? Где же на вас душегубы напали?

– По новой дороге на ваш Тагильский завод.

– Час от часу не легче! Неужто пострадал кто от разбойников?

– Так точно. Советник берг-коллегии зарублен топором. Тут же и скончался.

– Господи, спаси и помилуй. – Акинфий размашисто перекрестился. – Но ведь вы, господин офицер, небось не один советника провожали? Почему же ваши солдаты не могли пресечь неслыханное злодеяние?

Офицер виновато пожал плечами. Демидов все более воодушевлялся:

– Пошто вздумалось вам ехать по новой дороге? Там же постоянно шалят каторжные и немирные башкирцы.

– Его превосходительство строго указали мне именно этот маршрут.

– Плохо же Василий Никитич в Екатеринбурге о наших дорогах наслышан... Сразу помер, говорите? Где же убитый-то ваш?

– Тело в возке.

– Ай-ай-ай! Счастье, что хоть вас-то не тронули.

– От гибели спасся чудом. Два моих драгуна из пяти тоже убиты.

– Должно быть, советник берг-коллегии важные поручения от Василия Никитича в столицу имел?

– Про это ничего сказать не могу. Знаю, что вез образцы новоотысканных медных и железных руд.

– Образцы, говорите? Так, так. Понимаю. На что же грабители позарились?

– Нападение совершено только ради ограбления. Разбойники унесли все вещи сановника.

– Поди, окаянные, думали деньги большие везет? Много было нападавших?