Сказание о Старом Урале - читать онлайн книгу. Автор: Павел Северный cтр.№ 102

У Степана после гибели матери жизнь с отцом была нерадостная. Да и смерть матери была страшной – ее загрызли волки, когда пошла по воду на реку Баранчу.

Чумпиных во всем преследовали неудачи, будто все боги бедствий для того и существовали, чтобы приносить горе Анисиму и Степану. Тянулись годы один хуже другого. Перед смертью Анисим, устав от своей несчастной жизни, решил открыть рудную гору русским, надеясь получить за свою находку большие деньги. Старик тайно от всего зимовья сходил на Шайтанский завод, к лютому приказчику Мосолову, но тому было недосуг. Послушав рассказ Анисима про гору, он только махнул рукой, дал две мелкие серебрушки и приказал зайти еще раз поздней осенью. Но той осени Анисим не дождался, угодил под стрелу самострела, поставленного на сохатого.

Шла третья весна после смерти отца, а жизнь Степана в зимовье оставалась прежней – одинокой и голодной. Удачи ни в чем не было; от толчков, падений и ушибов уже вытерся на его одежде мех.

Степан, конечно, понимал, что на него крепко сердились вогульские боги, только точно не знал, которые именно, а главное, за что у них такая на него злоба. Наверно, за то, что он уже дважды крестился у русских. Один раз с отцом в Верхотурье, а второй раз в Невьянске. Но ведь оба раза он получал от русского шамана новый зипун. Не плохая цена за то, чтобы надеть на шею крошечный медный амулет в виде скрещенных палочек! А может быть, богам не нравится, что он держит в отцовском «нор-колье» деревянную дощечку с нарисованным седым русским богом по имени Никола-торм. Словом, трудно было Степану угадать, кто из богов и духов и за какие провинности таит на него обиду. Уж очень их много, вогульских богов! Самый злопамятный из них, конечно, двухголовый Чохрынь-ойка, да еще, пожалуй, лесной старик Люминнор-ойка, злой хозяин всех звериных троп. Степан так и не понял, который из этих богов стал его врагом, а если бы узнал, все равно не мог бы откупиться, потому что оба страшно жадные: без пяти собольих шкурок к ним и шаману лучше за прощением и не соваться!

Еще, конечно, водится в лесах леший Менк, но как Степан ни старался, так и не смог вспомнить, чем он мог озлобить того; ведь всякий раз, идя на промысел, он вешал на сучья, в подарок лешему, целые пучки костей рябчика: говорят, леший их любит больше орехов.

Много всяких богов и духов опекают вогульскую жизнь. Их мало стесняет сила русского бога, старичка Николы-торма; они посылают на Степана всяческие неудачи, рассовывают их по всем щелям невеселой жизни.

Нет у Степана для промысла хорошей собаки и ружья. Было одно, да отец отдал кому-то за неоплатный долг.

В этот раз Степан пробирался к Железной горе с восточной стороны, по непроходимым зыбунам и болотам, еще подмерзающим ночами так, что выдерживали человека. С болот вышел к самому склону оврага, как раз, когда на вершину горы легли первые золотые блики восхода. Уселся на камне, стал смотреть, как четко рисовалась гора, врезанная в чистое небо. Железная гора кажется ему самой красивой и величавой среди всех гор, какие повидал на свете.

От места, где нахохленным филином приютился на камне Степан, до подола горы было не больше полуверсты. Еще в прежние посещения он старательно осматривал гору со всех сторон, ходил по склонам, видел там много зайчишек и рябчиков, но так и не нашел следов шамана, некогда здесь жившего и знакомого отцу. Зато нашел пустой горелый амбар бога Чохрынь-ойка с сохатиными рогами над дверкой. А на самой вершине среднего горного столба оказалась выдолбленной в камне яма для священных костров.

Давно проведал он и главную тайну горы. Когда узнал о ней – вспотел от волнения, будто в воду окунулся. Оказывается, гора не отпускает от себя камни. Если толкнуть со склона небольшой обломок руды, он сначала покатится и вдруг в каком-нибудь месте сам прирастет к склону. Поистине, в ней великая колдовская сила, если может держать на весу свои камни.

На дне оврага еще лежала узкая, почерневшая полоса снега, источенная ручьями, проткнутая вицами кустарника и загрязненная шариками заячьего помета. Из-под снега выбегала речушка на песчаное корытце, усыпанное синей галькой.

Вокруг, между камнями, склон оврага покрыт густой порослью осинника. Его набухшие почки с жадностью клевали ореховки. Степан видел, как этих веселых пичуг с короткими крылышками согнала сердитая сойка. Он погрозил ей, и сойка перелетела ближе к Железной горе, блеснув голубыми крыльями.

На противоположном отлогом склоне оврага, тоже засыпанном серыми мшистыми камнями, среди елей и голых осин, шли ввысь два сучковатых мертвых дерева с начесами лешачьих бород на сухих сучьях. На одном из нижних сучьев токовал глухарь. Развернув хвост веером, обвесив крылья и вытянув шею, крупный, красивый самец кланялся, кивал бородатой головой, щелкал клювом и призывно покашливал в любовном экстазе. Степан был голоден. Он решил добыть глухаря. Не спуская глаз с птицы, он осторожно сполз с камня на глинистую почву, почти скатился в кустарник на дне, облепив себя при этом очесами заячьей шерсти. Стал терпеливо ждать нового любовного экстаза у птицы. Когда глухарь опять затоковал, Степан, в такт покашливанию, неслышно перебежал овраг, укрылся за камнем, прицелился и пустил стрелу с вилкой. Птица дернулась на суку, подпрыгнула и камнем повалилась на землю. Степан, не торопясь, приблизился к добыче. Глухарь еще похлопал по земле слабеющими крыльями и затих.

Солнце уже давно перешло за полдень, и под его лучами вода речушки в овраге переливалась ослепительными блестками.

Степан выбрал сухое местечко между камнями и развел костер. Сначала из можжевельника и шишек, а когда пламя взялось хорошо, накидал в него валежника. Глухаря опалил над огнем, не ощипав. Обвялив мясо, наелся досыта. Оно сильно пахло смолой и было жестким. После обеда Степан напился воды и решил приготовить себе ночлег возле горы. Наломал веток пихты, наладил шалаш. Напевая песенку, какую слышал от матери, собрал для костра сухих дров и кучку валежника. Костер должен гореть ровно, до утра, не только ради тепла: вставшие с зимней спячки в поисках муравьиных куч медведи сейчас злы, бродят как шальные и ночью; могут потревожить и человека на ночлеге.

От сытной еды и теплого солнца Степана скоро разморило. Он лежал у кострища, не сводя глаз с горы. По камням, совсем не пугаясь человека, бегали бурундуки, по-вогульски «койсера», с черными полосками на спинах, переговаривались тихим посвистыванием, будто обучались птичьему языку. Им отвечали невидимые зверьки, а в осиннике подле горы изредка звучал будто надрывный плач – там, видимо, лисы охотились на зайцев.

Из-за житейских неудач Степан Чумпин все еще оставался холостым и теперь, на двадцать седьмом году жизни. Два года назад он присмотрел было жену на зимовьях у реки Тагила. Ее родитель за неудачливость жениха запросил многовато мехов. Безуспешный сезон зимней охоты убавил шансов на успех сватовства. Как бы другой, более удачливый охотник-вогул не выкупил избранницу! Весной и летом особенно нудно и тоскливо смотреть на чужих жен и ребятишек. Степан любит детей. Мастерит для них свистульки из черемухи и сопелки из старых стеблей пикапа. Ему хотелось иметь сильного, здорового, смелого сына, чтобы обучить его всем лесным и воинским хитростям и сделать первым охотником и большим человеком.