Казанова - читать онлайн книгу. Автор: Иен Келли cтр.№ 53

Но чаще, и так писал и Казанова, первыми по порядку шли гласные, а затем — буквы, используемые в более современных языках:

Существовало несколько способов манипулировать этими предполагаемыми отношениями — и тем божественным откровением, что они могли в себе содержать. Буквы могли иметь значение сами по себе, как и количество букв в слове, затем снова пересчитываемое в буквы. Геометрия каббалистического оракула в значительной степени зависела от расположения цифр, выводимых из письма в виде пирамиды. Например:

Ou est ma nouvelle clef doree? [5]

сперва по количеству букв в словах кодировалась как:

2 3 2 8 4 5

а затем как:

Пирамида, следовательно, экстраполировалась на шесть рядов, на усмотрение читающего оракул — цифры могли добавляться, вычитаться или складываться из первых рядов, например, так:

Эта «система» из цифр могла быть использована как для толкования некоего послания или, что более вероятно — для людей с таким живым умом, как у Казановы, — для создания ответа способом, похожим на манипулирование планшеткой для достижения желаемого ответа, с использованием различных вариаций этой пирамиды. Ответ,

Dans votre tabatiere [6] мог быть получен как:

36 75 78

или

4 20 19

Такие комбинации мог вывести любой умный мальчишка девяти лет от роду и, конечно же, взрослый человек, умеющий считать в уме, обращаться со словами и с изворотливым умом. Женщинам математику преподавали редко, а для женщин из высшего класса сие было еще менее вероятно, поскольку им не требовалось особых навыков в арифметике в отличие от, например, торговок. Казанова всю свою жизнь использовал «сокровище каббалистики», в основном, для определения благоприятных божественных чисел и сроков проведения лотереи, но делал это с аккуратностью и верой в текучесть смысла букв, цифр, времени и места. Кроме того, в старости он придерживался систем каббалистической гематрии, что подкрепляет гипотезу об определенной его вере в силу каббалы, несмотря на циничные заявления в мемуарах об одурачивании глупцов с ее помощью. Он рассматривал собственные консультации с оракулом для герцогини Шартр или маркизы д’Юрфе как случайный набор слов и чисел. Тем более интригует вопрос о том, насколько он на самом деле во все это верил сам.

Каббала впервые упоминается в «Истории» в связи с тремя патрициями — Брагадином, Дандоло и Барбаро, — которые позднее пригласили Казанову жить с ними и сделали его своим протеже. Отношения между ними стали сложными, но изначально их связал общий интерес к каббале и убежденность образованных и светских мужчин в наличии у Казановы подлинных волшебных сил и знаний. Сам Казанова отказывается смешивать запутанную гематрию каббалы со своим предыдущим опытом знакомства с народной медициной и оккультизмом, но в его повествовании они — просто разные одежки одного и того же мотива, он понимал людей, возможно, имел некий дар целителя — или, если быть более циничным, охотился на интеллектуально и эмоционально незащищенных мужчин столь же охотно, как и заводил романтические знакомства женщинами. С антиклерикальной точки зрения, религия в первую очередь заполняла пробелы в творении божьем. Труды и неизданные записки Казановы мало что проясняют касательно его истинного философского погружения в каббалу, кроме того, что он явно хорошо управлялся с числами, языком и людьми, а также с алхимией и химией, которую тоже использовал в качестве инструмента обмана.

Одновременно истоки его интереса и возможной веры в каббалу-могут иметь глубокие корни и быть связанными с семьей, как столь часто случается с духовными вопросами. Крестообразное изображение знаменитого каббалистического древа жизни Кирхера (1652 года), так называемого древа герметической каббалы, используется актерами комедии дель арте и по сей день: каждый характер из труппы арлекинов получает собственное место — и метафорически, и непосредственно на сцене, — как это предусматривалось в рамках структуры сил древообразного изображения классической каббалы. Воспитанный Марцией Фарусси, верившей в народных целителей, и в театральной семье в Венеции восемнадцатого века, Казанова почти наверняка впитал каббалистические штампы и образы вместе с молоком матери. Позже он решил представить себя как светского циника, который по-прежнему еще верит в катехизис католической церкви, и занял ироническую позицию, отстраняясь от системы взглядов, которая вдохновила столь много его приключений и столь многих его современников.

Но истинное отношение Джакомо к каббале может многое поведать о мальчике в теле уже взрослого мужчины.

Нельзя не заметить, что для Казановы каббалист подразумевает и «таинство сексуального акта». Некоторые из ключевых текстов каббалистической литературы о тайнах любви появились в переводах в Венеции шестнадцатого — семнадцатого веков — в городе, где было легко убедить в том, что определенная духовность заключена в неограниченном выражении любви во всех ее формах. Каббалистический взгляд на любовь, в том числе сексуальную (на эрос, выходящий за рамки обычных христианских определений милосердия), имеет живительный дух, который говорит о трансцендентности бога во всем мире, и, конечно, именно любовь нужна, чтобы сделать трансцендентность очевидной. В каббале, занимаясь любовью, человек достигает своего полного языкового, духовного и физического потенциала. Любовь, любящий и любимый — все они едины в занятии любовью и в Боге, по крайней мере, согласно одному тексту, вероятно, известному Казанове, где говорится о «соединительном блаженстве с Богом, которое не может быть непрерывным только… по причине хрупкости тела».

Помимо предложения Казанове альтернативной космологии, отвечавшей его потребностям в либертенстве и интеллектуальной избранности, каббала давала ему и нечто гораздо более мощное. Она отвечала его давнему интересу к алхимии, химии и медицине и, как следствие, к созданию или воссозданию жизни. Тайное имя бога, как считалось, приносило произносящим его содержащуюся в нем власть. Маркиза д’Юрфе, как и многие другие, пыталась вызывать духов и управлять ими, а также предполагала, что есть связь между религиозными тайнами и кодами и тем, что сегодня называется «научным» знанием. Одним из последствий стало появление в эпоху Казановы легенды о големе — гомункуле, создание которого обычно приписывают каббалисту рабби Леву из Праги. «Сотворение голема было, как указывалось, особенно возвышенным опытом, переживаемым мистиком, который углубился в тайны алфавитных комбинаций, описанных в Книге Бытия». Иными словами, герменевтика тайны имени даже могла привести к созданию новой жизни, со всеми вытекающими отсюда ужасами и славой. История о Франкенштейне Мэри Шелли в свое время была понята некоторыми как вариация на тему каббалистического голема. Для перевоплощения Казановы, или создания новой жизни, выбирается параллельная фантасмагория перерождения старухи в молодого мальчика посредством таинственного ритуала с сексом, принятием ванны, Лунным светом и молнией.