Шаман - читать онлайн книгу. Автор: Ной Гордон cтр.№ 7

— Вы зарабатываете на пропитание, играя на виоле?

— Я играю для своего удовольствия, а кормит меня профессия врача.

Хозяйка пансиона кивнула, хотя он ее, очевидно, не убедил. Она потребовала плату вперед и сообщила, что еще за доллар в неделю он может столоваться в таверне недалеко от Бикон-стрит.

Как только она ушла, он рухнул в постель и весь день, а также вечер и ночь, проспал без сновидений, хотя изредка ему сквозь сон казалось, что под ним по-прежнему раскачивается корабль. Тем не менее проснулся он полным сил. Когда он спустился завтракать, то оказался за столом еще с одним постояльцем, Стэнли Финчем, служащим шляпного магазина на Саммер-стрит. Финч сообщил ему два факта первостепенной важности. Факт первый: можно заплатить привратнику, Лему Раскину, чтобы тот нагревал воду и наполнял ею оловянную ванну (двадцать пять центов в неделю). Факт второй: в Бостоне есть три больницы — Массачусетская городская больница, роддом и лор-клиника.

После завтрака Шаман поблаженствовал в ванне, начав тереть тело мочалкой, лишь когда вода остыла. Долго старался привести одежду в как можно более презентабельный вид. Когда он спускался в холл, то натолкнулся на горничную: та, стоя на четвереньках, мыла лестничную клетку. Ее обнаженные руки были усыпаны веснушками, а упругие ягодицы подрагивали от энергичных движений. Когда он проходил мимо, она подняла к нему угрюмое, круглое, как у кошки, лицо, и он заметил, что под чепчиком у нее рыжие волосы, причем именно того оттенка, который нравился ему меньше всего: сырой моркови.

В Массачусетской городской больнице он просидел несколько часов, прежде чем его принял доктор Уолтер Ченнинг — и, не теряя времени даром, немедленно сообщил ему, что больница полностью укомплектована врачебным персоналом. Точно такой же прием его ожидал и в двух других лечебных заведениях. В роддоме молодой врач по имени Дэвид Хамфрис Сторер сочувственно покачал головой.

— Гарвардская медицинская школа каждый год выпускает врачей, которым приходится становиться в очередь, ожидая, когда освободятся места в штате, доктор Коул. По правде говоря, у приезжих очень мало шансов.

Роб Джей знал, о чем умолчал доктор Сторер: некоторым местным выпускникам помогали авторитет и связи семьи; точно так же в Эдинбурге он сам воспользовался преимуществом принадлежности к роду потомственных врачей — Коулов.

— На вашем месте я бы попробовал найти работу в другом городе — Провиденсе или Нью-Хейвене, — посоветовал ему доктор Сторер, и Роб Джей пробормотал слова благодарности и удалился. Однако буквально через минуту Сторер догнал его. — Знаете, есть одна возможность, — сообщил он. — Вам нужно побеседовать с доктором Уолтером Олдричем.

Кабинет этого терапевта находился в его доме, ухоженном каркасном здании белого цвета на южной стороне похожего на луг травянистого клочка, который носил гордое название городского парка. Поскольку было время приема, Робу Джею пришлось довольно долго ждать своей очереди. Доктор Олдрич оказался полным мужчиной с густой седой бородой и пышными усами, которые, однако, были не в силах скрыть узкий, словно рана, рот. Он слушал рассказ Роба Джея, время от времени задавая вопросы. Университетская больница в Эдинбурге? Под руководством хирурга Вильяма Фергюсона? Но по какой причине он отказался от подобной ассистентуры?

— Меня бы выслали в Австралию, если бы я не сбежал. — Он понимал, что в подобной ситуации врать нельзя. — Я написал памфлет, который вызвал бунт рабочих против английской короны, в течение многих лет обескровливавшей Шотландию. Завязалась драка, несколько человек погибли.

— Весьма откровенно, — кивнул доктор Олдрич. — Мужчина должен бороться за благосостояние своей страны. Мой отец и дед тоже сражались с англичанами. — Он вопросительно посмотрел на Роба Джея. — Есть одна вакансия. В благотворительном обществе, которое направляет врачей оказывать помощь беднейшим слоям населения нашего города.

Похоже, работа была тяжелой и даже опасной; а когда доктор Олдрич сказал, что большинству врачей, выезжающих на дом к пациентам, платят пятьдесят долларов в год и что они с радостью хватаются за такую возможность получить опыт, Роб спросил себя: что врач из Эдинбурга может узнать о медицине в американских трущобах?

— Если вы также станете сотрудничать с Бостонской поликлиникой, я похлопочу о том, чтобы вы по вечерам ассистировали преподавателю в анатомическом театре Медицинской школы Тремонта. Это принесет вам еще двести пятьдесят долларов в год.

— Я сомневаюсь, что смогу существовать на триста долларов в год, сэр. У меня почти нет никаких сбережений.

— К сожалению, больше ничего предложить не могу. Вообще-то годовой доход составит триста пятьдесят долларов. Ваш участок — Восьмой район: совет управляющих поликлиники недавно проголосовал за то, чтобы платить работающему там врачу сто долларов вместо пятидесяти.

— Но почему Восьмой район платит вдвое больше, чем остальные?

Теперь настал черед доктора Олдрича говорить начистоту.

— Там живут ирландцы, — заявил он, и его голос был столь же сухим и бесцветным, как и губы.

На следующее утро Роб Джей поднялся по скрипящим ступеням в доме номер сто девять по Вашингтон-стрит и вошел в тесную аптеку, где находился единственный кабинет Бостонской поликлиники. В помещении уже толпились врачи, ожидающие назначений на текущий день. Когда очередь дошла до Роба, Чарльз К. Вильсон, заведующий поликлиникой, заговорил резко и деловито.

— Ага. Новый врач в Восьмой район, верно? Что ж, мы давно туда не заглядывали. Вас там ждут, — заявил он, склонившись над пачкой бланков, на каждом из которых были проставлены имя больного и адрес.

Вильсон объяснил правила и описал Восьмой район. Между доками и мрачной громадой Форт-хилл проходит Броуд-стрит. Когда город только основали, окрестности населяли торговцы, построившие здесь просторные дома, чтобы все время находиться недалеко от складов и магазинов у береговой линии. Со временем они переехали в другие, более престижные районы, а опустевшие дома заняли рабочие-янки; позже им на смену пришли еще более бедные арендаторы — индейцы, и тогда же просторные помещения разделили на более мелкие; и наконец, из трюмов кораблей сюда хлынули иммигранты-ирландцы. К тому времени огромные здания уже обветшали, превратились в бараки и сдавались в субаренду за немыслимо высокую плату. Складские помещения перегородили, так что теперь они представляли собой настоящие ульи из крошечных комнат без единого источника света или воздуха, а жилая площадь в них была настолько незначительной, что вокруг каждого здания появились уродливые, кособокие лачуги. В результате возникли ужасные трущобы, где в одной комнате порой обитало по двенадцать душ: жены, мужья, братья, сестры и дети; случалось, что все они спали вместе, в одной кровати.

Следуя указаниям Вильсона, он нашел Восьмой район. Вонь от Броуд-стрит, миазмы, источаемые слишком немногочисленными туалетами, куда ходило слишком много людей, были запахом бедности, одинаковым в любом городе мира. Что-то в душе Шамана обрадовалось ирландским лицам, напомнив о принадлежности к кельтскому народу.