Шаман - читать онлайн книгу. Автор: Ной Гордон cтр.№ 125

В отсутствие анестезии ему пришлось задействовать в операциях нескольких сильных мужчин, чтобы те держали пациента. Он был вынужден снова оперировать в таких же условиях, в каких его учил Вильям Фергюсон, когда он был моложе и должен был резать, зашивать, пилить очень быстро и уверенно. Пострадавшие кричали и бились от боли в его руках. Доктор работал молча, его глаза оставались открытыми, хоть он и часто моргал от усталости. Он чувствовал, как его ступни и колени отекают и наливаются болью, но лишь иногда, когда подручные выносили одного пациента и вносили другого, позволял себе немного размять пальцы, потирая руки. Ранения попадались всегда разные, оказалось, что люди изобрели такое великое множество способов истреблять себе подобных, что все пациенты стали похожи друг на друга, практически превратились в близнецов — даже те, кому полностью оторвало осколком снаряда челюсть или гениталии, либо те, кто остался незрячим после взрыва.

Так прошло много времени, один час сменялся другим.

Роб поймал себя на мысли, что большую часть своей жизни провел в маленькой сырой комнатушке, отрезая людям конечности, и что обречен быть здесь до конца своих дней. Но постепенно звуки, доносящиеся снаружи, сменились другими. Люди в церкви уже привыкли к воплям и крикам, к свисту пуль и снарядов, к взрывам мин и даже к тому, как сотрясаются от близких взрывов стены. Но теперь звуки перестрелки и артиллерийская канонада достигли нового крещендо, слившись в бесконечный неистовый рев. Так продолжалось несколько часов. И вдруг воцарилась тишина, благодаря которой те, кто пережидал в церкви, вновь обрели способность слышать друг друга. Потом раздался вой — нарастающий звериный рев, вырывающийся из многих тысяч глоток! Он становился все громче и громче, напоминая шум океана. Роб Джей отправил одного из конфедератов узнать, что же происходит снаружи, тот вернулся и отрывисто бросил, что «это чертовы проклятущие янки празднуют победу», вот что там происходит.

Несколько часов спустя пришел Леннинг Ордуэй и обнаружил его на том же самом месте, у операционного стола в темной комнатушке.

— Док. Господи, док, идемте скорей со мной, — позвал он.

Ордуэй рассказал Робу, что тот провел в подвале почти два дня, и показал ему, где расположился биваком сто тридцать первый полк. Роб Джей позволил «доброму другу» и «злейшему врагу» увести себя в безопасный пустующий чулан, где для него уже соорудили мягкую постель из чистой соломы, и наконец лег на пол и заснул.

Был уже разгар дня, когда он проснулся от стонов и криков раненых, которых положили рядом с ним прямо на пол в чулане. Все хирурги работали на операционных столах, неплохо справляясь и без него. Было бессмысленно пытаться воспользоваться отхожим местом при церкви, поскольку оно давно уже было переполнено. Он вышел на улицу, попав под тяжелые капли проливного дождя, и под этой целительной влагой, павшей с небес, справил нужду за сиреневым кустом, который вновь принадлежал Союзу.

Союз отбил всю территорию Геттисберга до последнего дюйма. Роб Джей гулял под дождем, рассматривая местные достопримечательности. Он уже забыл, где, по словам Ордуэя, разбил лагерь сто тридцать первый полк, и потому спрашивал об этом каждого встречного. В конце концов, он нашел палатки полка к югу от города.

Теплота, с которой Уилкокс и Ордуэй приветствовали его, тронула Роба Джея до глубины души. Они где-то раздобыли яиц! Пока Леннинг Ордуэй ломал сухари и разжаривал их вместе с яйцами в свином жиру, чтобы доктор мог позавтракать, они быстро ввели Роба в курс дела, начав с плохих новостей. Погиб лучший трубач оркестра, Тед Бушман.

— Всего лишь крошечная дырка от пули в груди, док, представляешь, — вздохнул Уилкокс. — Будто просто капля пота проступила.

Из санитаров первым схлопотал пулю Лью Робинсон.

— Его ранили в ногу сразу после того, как тебя забрали, — рассказывал Ордуэй. — Оскара Лоренса вчера снарядом разорвало надвое.

Ордуэй закончил жарить яичницу и поставил сковородку перед Робом Джеем, который искренне горевал о неуклюжем молодом барабанщике. Но, к своему стыду, от еды он не смог отказаться, буквально не жуя глотая свой завтрак.

— Оскар был такой молодой. Ему бы остаться дома, с мамой, — горько сокрушался Уилкокс.

Роб Джей обжегся глотком черного кофе, который был невероятно крепким, но все равно вкусным.

— Нам бы всем остаться дома с мамой, — сказал он и отрыгнул.

Он не спеша доедал остатки яичницы и выпил еще чашку кофе, пока товарищи рассказывали ему об остальных событиях, происшедших, пока он работал в церковном погребе.

— В первый день они оттеснили нас к возвышенности, что к северу от города, — рассказывал Ордуэй. — Нам еще крупно повезло.

— На следующий день мы очутились на Кладбищенском хребте и попали в переделку меж четырех холмов — Кладбищенским и Калповым на севере, поближе к городу, и высотой Литл-Раунд-Топ и Раунд-Топ парой миль южнее. Страшные были бои, страшнее и не придумаешь. Много кто погиб. Мы только и делали, что раненых таскали.

— Да уж, хорошенько мы поработали, — похвастался Уилкокс. — Делали все как ты учил.

— Не сомневаюсь.

— Еще через день сто тридцать первый полк вновь отправился на хребет, как подкрепление для корпуса генерала Говарда. Пополудни нам чертовски крепко досталось от пушек конфедератов, — продолжал Ордуэй. — Наши передовые сторожевые отряды уцелели и наблюдали за обстрелом со стороны, так вот они рассказывали, что целая куча отрядов врага подобралась к нам совсем близко, скрываясь в лесах по другую сторону Эммитсбергской дороги. То тут, то там среди деревьев мы видели отблески металла. Обстрел длился час, а то и больше, многие их удары достигли цели, но все это время мы были настороже, потому что знали, что они собираются напасть.

— Во второй половине дня их обстрел прекратился — наши тоже остановились. А потом кто-то как завопит: «Идут!», и мы тут же увидели, как пятнадцать тысяч ублюдков в серой форме выступают из лесов. Эти парни Ли шли на нас плечом к плечу, шеренга за шеренгой. Их штыки были как одна огромная стальная ограда, прикрывающая их головы от солнца и защищающая их жизни. Они не кричали, лишь молча шли на нас быстрым и уверенным шагом.

— Говорю тебе, док, — утверждал Ордуэй, — Роберт Ли не раз дал нам под зад, я знаю, он жестокий и толковый сукин сын, но здесь, в Геттисберге, он дал маху. Мы поверить не могли, что эти повстанцы идут на нас вот так, по открытой местности, притом что мы сами расположились на укрепленной возвышенности. Мы знали, что их ждет верная смерть, и, сдается мне, им это тоже было отлично известно. На наших глазах они прошли где-то с милю. Полковник Симондс и остальные офицеры всё кричали: «Ждите! Пускай подойдут поближе. Ждите!» Уверен, неприятель тоже слышал эти их команды.

Когда они подошли близко настолько, что мы уже могли различить их лица, наши орудия с Литл-Раунд-Топ и Кладбищенского хребта открыли огонь, и больше половины атакующих просто исчезло с лица земли. Выжившие продолжали идти на нас сквозь дымовую завесу, и тут Симондс наконец скомандовал: «Огонь!», и выстрелы грянули, как один. Некоторые кричали: «За Фредериксберг! За Фредериксберг!», потом стреляли и перезаряжали оружие, потом опять стреляли и перезаряжали, и снова стреляли…