Хранители Кодекса Люцифера - читать онлайн книгу. Автор: Рихард Дюбель cтр.№ 96

– Ему это уже не поможет, папочка, – вполголоса проворчал Генрих. – Но если ты хочешь быть рядом со своим детенышем, я тебя к нему пошлю.

Прогремел выстрел. Мужчина, сидевший рядом с Генрихом, дернул головой и закрыл ладонью левое ухо.

– Ах, проклятие! – выдавил он. – Предупреждать же надо.

Он закашлялся, вдохнув едкий пороховой дым.

Фигура в лохмотьях подскочила вверх и снова принялась возиться с трупом. Генрих не поверил своим глазам, когда понял, что промахнулся. Тяжело дыша от ярости, он схватился за перевязь, чтобы взять горсть пороха. Большим пальцем он поддел крышку – пусто. Он выругался. Безликая, суетливая фигура снаружи упала в снег и снова встала на ноги. Генрих схватил следующую порцию пороха. Кожаный ремень, на котором висела бутылочка с порохом, оборвался, но все же, по крайней мере, она была полна. Генрих насыпал порох на полку ружья и швырнул пустую бутылочку в угол, после чего поспешно перезарядил мушкет. Крестьянин со своим мертвым ребенком почти достиг входа в хижину. Генрих не стал тратить время на прицеливание. Он сразу же нажал на курок. Отражаясь эхом, в деревне прогремел третий выстрел.

Генрих отложил мушкет. Какое-то мгновение он пристально смотрел в окно, потом, как будто бы ничего не произошло, встал, открыл дверь и вышел. Холодный воздух оказался приятен. Смрад от обоих выстрелов, уже давно наполнивший домишко, не давал дышать полной грудью, превращая каждый вдох и выдох в настоящее мучение. Генрих глубоко вдохнул. Он бросил взгляд на сарай и увидел, как из приоткрытой двери выглянули два бородатых лица и потрясенно кивнули ему. Он услышал возню в хижине у себя за спиной – это его товарищи отпихивали друг друга, чтобы посмотреть в окно. Генрих задрал голову. На западе облака чуть-чуть разошлись, и их края стали розоветь. Возле крестьянских домов больше не было слышно никакого движения; теперь уже две кучки коричневых лохмотьев тихо лежали бок о бок перед входом в хижину. Он почувствовал смесь ужаса и восхищения, которые парни испытывали к нему, – как будто теплый ветерок прошел у него по спине.

– Завтра мы можем продолжать путь, – сказал Генрих, плюнул в снег и потер застывшие руки. – Наконец-то!

В жизни есть много тяжелых событий, й одно из тяжелейших – когда приходится навеки прощаться с любимым человеком, которого ты потерял. Но потерять любимого человека и не иметь возможности проститься – еще хуже. Это как рана которая никогда не заживает, как отвязавшийся конец жизни который постоянно порхает на ветру судьбы. Андрею пришлось еще раз съездить верхом в северную Богемию, до самого Йермера, [30] где Меттау впадает в Эльбу, и на всем пути он расспрашивал, не всплыл ли где-нибудь мертвец. Ему объяснили, что если уж труп попал в Эльбу, то с такой же легкостью он попадет и в море. У Агнесс постоянно стояла перед глазами картина того, как ее брат блуждает в маленьком городе у слияния рек Аупа, Меттау и Эльба, – похожий на привидение из-за своей худобы, которая стала еще заметнее в течение последних недель, – и как люди уступают ему дорогу, покачивая головами. Вероятно, он казался им потерянной душой, которая только по какой-то случайности не стоит в полночь на перекрестке дорог и не сетует на судьбу. Если чему-то и удавалось проникнуть сквозь глухую скорбь, окутавшую ее саваном, то это было понимание той скорби, которую испытывал Андрей.

Она искоса посмотрела на него. Он стоял рядом с ней, выше ее на полголовы, со спутанными волосами, частично закрывающими его лицо. Правая рука Андрея вцепилась в ее левую руку. Это было так странно: находить в себе силу, потому что она, эта сила, требовалась ему.

Мальчики беспокойно шевелились и пытались наперегонки выдыхать облачка пара в холодный неф.

– Ш-ш-ш! – тихо приказала им Агнесс, и они повиновались, опустили головы. Агнесс завидовала им: их скорбь по поводу смерти Киприана казалась смутной. Агнесс догадывалась, что факт смерти отца, хотя она и пыталась объяснить им это, не стал для них понятен и что они по-прежнему ждали возвращения Киприана. «Я всегда буду возвращаться к тебе* – и все снова будет так, как раньше. Когда же наконец они поймут, что уже ничего не будет так, как раньше, хотя время и заберет у боли ее самое грозное жало.

В течение первых дней после сообщения о гибели Киприана она кричала, плакала, неистовствовала, колотила кулаками по кровати и до крови царапала ногтями лицо. В результате у нее не осталось никаких сил на то, чтобы делать что-нибудь, и она просто сидела, как тюк одежды. Только глубоко внутри ее смертельно раненное существо билось, и кричало, и проклинало свою судьбу. Теперь она была должна пережить этот день и не упасть без сил. Она была должна это сделать ради всех этих людей, которые пришли, чтобы поддержать иллюзию прощания с Киприаном Хлеслем.

– Они идут, – прошептала Александра осипшим голосом. Она стояла по другую руку от Андрея, между ним и Вацлавом. Молодой человек был бледен. Агнесс никогда не удавалось разгадать, что он думал о Киприане, который был, согласно всему, что знал Вацлав, его дядей, о непринужденном, громко смеющемся к ужасу робкого племянника, иногда просто заключающем его в свои объятия Киприане. Она допускала, что Вацлав боялся его. Когда юноша пришел к ним в дом, чтобы предложить ей и Агнесс свою помощь, он расплакался, и ей пришлось утешать его. Но с собственными слезами к ней пришло понимание того, что Киприан разбудил любовь и расположение даже в этом замкнутом, неуверенном сердце;

Господь Бог призывает к себе самых лучших раньше других, так как ему нравится их присутствие, думала она. Она почувствовала горечь, от которой у нее перехватило горло.

Некоторое время тому назад служки разделили собравшихся и создали что-то вроде центрального коридора. Агнесс не отдавала распоряжений на этот счет, но теперь она понял откуда взялось это указание: от кардинала Мельхиора. Через этот коридор в нормальных обстоятельствах тело пронесли бы на поминальной доске, по предпоследней дороге из его дома и до приходской церкви. Однако тела не было. Агнесс поняла, что старый кардинал так же, как и она, не мог свыкнуться с мыслью о том, что это прощание без прощания.

Она не подняла взгляда, когда услышала приближающиеся шаги и звон цепей навикул. [31] Аромат ладана должен был бы действовать успокаивающе, однако он не помог. Она хватала ртом воздух и чувствовала, как Андрей все сильнее сжимает ей руку, чтобы сдержать ее давление. Агнесс попыталась расслабиться. Кардинал, который выпросил себе разрешение читать мессу самостоятельно, а также дьяконы, причетники и служки приближались к ним, бормоча молитвы.

Requiem aeternam dona eis, Domine. [32]

Агнесс опустила голову. «Киприан, – подумала она в отчаянии, – Киприан, слышишь ли ты меня? Находишься ли ты где-нибудь рядом, видишь ли мою скорбь и слышишь ли, как разбивается мое сердце? Я никого так не любила, как тебя. Ты был моей второй половиной, ты был моим лучшим «я», ты был спутником моей души. Я пытаюсь дотянуться до тебя, но я больше не чувствую тебя».