Хранители Кодекса Люцифера - читать онлайн книгу. Автор: Рихард Дюбель cтр.№ 5

И только по отношению к одному человеку, занимающему высокий пост при дворе кайзера, он сохранил уважение: к Мельхиору Хлеслю. Старый кардинал и министр хотя и принадлежал, собственно говоря, к вражескому лагерю, ибо поддерживал брата Рудольфа Маттиаса, но в этом болоте, состоящем из придворной лести, тщеславия и лени, столь влиятельные чиновники, оставаясь политическими противниками, вынуждены были в силу обстоятельств проявлять друг к другу уважение.

Ян Логелиус, магистр ордена розенкрейцеров и викарный епископ Праги, стоял возле солдата и переминался с ноги на ногу; вместо епископского наряда этот пожилой мужчина надел сутану и выглядел в ней как жирный, страдающий подагрой сельский священник; к тому же он был мертвенно-бледен. Какой-то молодой человек прислонился к стене у окна и казался таким же высокомерным, как и все молодые придворные, которые прятали за высокомерием свою отчаянную зависимость от благосклонности ограниченного чиновника, занимающего высокий пост, или старой придворной дамы, изголодавшейся по молодому телу. Второй взгляд, направленный прямо в голубые глаза юноши, заставил Лобковича заподозрить, что, скорее всего, его оценка недалека от истины. Однако зачем продолжать думать об объекте, который, как только он закончит здесь свои дела, не будет иметь для него никакого значения и который явно обладает плохим вкусом, раз выбрал в такое время подобные цвета одежды (желтый и красный)?

Он повернулся к Логелиусу и прошептал:

– Удалось?

Магистр Логелиус с готовностью кивнул, словно он только и умел, что кивать.

Лобкович поискал что-то в карманах своего одеяния и нашел две маленькие металлические капсулы, покрытые облупившейся краской – желтого и зеленого цвета. Он посмотрел на зеленую капсулу.

– Рейхсканцлер, – тихо произнес Логелиус.

Лобкович помешкал, затем открыл одну из капсул и достал оттуда свернутую бумажку. В течение последних часов он вынимал ее десятки раз, читал, снова прятал, а потом снова вынимал и читал, чтобы убедиться, что поместил нужное известие в нужную капсулу. Он всмотрелся в крошечную запись: «Арчимбольдо покинул здание».

– Рейхсканцлер…

– Что еще, ваше преподобие?

– Удалось… но все же… кое-что произошло…

– Что? – Лобкович попытался снова заткнуть клочок бумажки в капсулу. Видя, что его пальцы заметно дрожат, он мысленно выругался. Где-то по ту сторону окна, которое выходило в сад, послышались приглушенные крики и шум. – Что там такое, черт побери?

– Я… я… – Викарный епископ вдруг подавился слюной и вынужден был взволнованно откашляться. – Расскажите ему, фон Валленштейн.

Молодой человек отошел от стены. Он шагнул к Лобковичу, без разрешения взял у него из рук листок и капсулу и вложил послание одним ловким движением. Рейхсканцлер метнул на него рассерженный взгляд, но ничего не сказал, беря назад закрытую капсулу. Молодой человек улыбнулся. На его лице, которое могло бы послужить образцом для статуи ангела, появилась улыбка, заставившая Лобковича содрогнуться. Несмотря на правильность черт, блеск зубов и милые ямочки на щеках, от него, казалось, исходил ледяной холод.

– В потайной лаборатории находятся несколько мертвецов, – сообщил юный дворянин.

– Вы ответственны за это? Вы…

– Генрих фон Валленштейн-Добрович, – подсказал ему молодой человек и покачал головой. – Нет, они уже были в лаборатории, когда я зашел туда со своими людьми.

– Ключ от двери подошел?

– Она была открыта, – любезно ответил Валленштейн. Лобкович стиснул зубы.

– Что за мертвецы?

– Придворные карлики кайзера.

Рейхсканцлер потерял самообладание.

– Кому было выгодно убийство маленьких уро… маленьких людей?

– Разрешите предположить, что это был один из видов коллективного самоубийства, – сказал собеседник Лобковича и добавил: – После того как умер их покровитель, кайзер Рудольф…

– Один или двое были прямо-таки разрезаны на куски, – вмешался епископ. – Самоубийство, Валленштейн?!

– Я не утверждал, что так оно и было, а лишь сказал, что мы могли бы это предположить. Я имею в виду, предположить во всеуслышание.

Лобкович, который во всех политических делах отличался сообразительностью, кивнул.

– Хорошо, здесь и без того достаточно проблем, так что мы будем вынуждены примириться с утратой нескольких убитых карликов.

– Но и они – бедные души перед лицом Господа нашего! – запротестовал Логелиус.

Лобкович, окинув его взглядом, произнес:

– Доводилось ли вам когда-нибудь видеть, как одна из этих бедных душ, нацепив форменную одежду, специально пошитую по распоряжению его величества, передразнивает вас, чтобы рассмешить кайзера? И при этом на ухмыляющемся лице карлика написано (вы легко могли бы прочитать это), что он точно знает, с каким удовольствием вы разорвали бы его на куски, но не осмеливаетесь этого сделать, поскольку кайзер тут же велит найти для вас свободную клетку в Оленьем прикопе? И вы, охваченные стыдом, вынуждены были всего лишь посмеяться над этой комедией, ибо опасались за свою должность…

Викарный епископ что-то пролепетал.

– Нет, вы этого не делали. А я – да. Так что оставьте эти бедные души в покое. Тот факт, что они были маленькими, еще не значит, что они не получали от своих злых шуток такое же удовольствие, как и все остальные.

– Но кто-то же оставил двери открытыми… Это могло произойти всего лишь за несколько секунд до прихода господина фон Валленштейна. Мы даже видели разбитый сосуд с законсервированным уродцем.

– Да пусть бы их всех разбили!

– Но, господин рейхсканцлер, – настаивал на своем епископ, – возможно, из кунсткамеры что-то украли!

– Что? Чучело морской девы, в котором каждый дурак увидит подделку? Невероятно ценный орешек7. Или механизм, который как будто бы жрет жемчужины, а через десять минут испражняется ими?

Викариный епископ Логелиус попытался подыскать подходящие слова. Рейхсканцлер, подойдя к нему, заявил:

– Что касается меня, то я не буду убиваться, если украдут все содержимое кунсткамеры. Как только Маттиас станет кайзером, он наверняка сожжет большую часть того, что в ней находится. А может, прикажет выбросить все эти экспонаты в Олений прикоп или продать.

– Да, но…

– Да, да. – Рейхсканцлер чувствовал, как ярость в нем постепенно угасает. Он пожал плечами. – До тех пор пока король Богемии не стал императором Священной Римской империи и никто не заявил мне об обратном, именно я отвечаю за сохранность всего, что находится в кунсткамере его величества. Я это знаю. И пока это так, я повешу каждого, кто на него посягнет.

– Мои люди надлежащим образом подготовили груз к передаче, – после паузы сказал молодой человек.

– Кожаный мешок с гербом императора?