Наследница Кодекса Люцифера - читать онлайн книгу. Автор: Рихард Дюбель cтр.№ 62

– Конец войны близок, а вместе с ней – конец того времени, когда существует нужда в грязных ублюдках для грязной работы. Генерал Кёнигсмарк подписал вам смертный приговор! – Комендант ухмыльнулся. – Это время уже пришло, если хотите знать мое мнение, ублюдки. Давайте, выводите их отсюда.

Самуэль изо всех сил держался за свою ярость. Если все потеряно, остается лишь одно: с достоинством принять смерть. Принять ее с честью им запретили. Никто не может умереть с честью, если палач сталкивает его с лестницы и на его брюки льются сперма, моча и кал, а тело танцует свой короткий танец на веревке. Ни один мускул на лице Самуэля не дрогнул, когда он смотрел, как очередных трех человек ведут к виселице. Снова раздалась барабанная дробь.

Добрые жители Вунзиделя воздвигли прекрасную виселицу у внешней стороны городских стен, прежде чем дьявол забрал их самих и большую часть города. Виселица стояла на четырех столбах, образуя просторный квадрат из деревянных балок и каменной площадки, высотой в два человеческих роста. Она была достаточно большой, чтобы повесить на ней Самуэля Брахе и остаток его отряда. Прямо рядом с виселицей, босиком на снегу, между двумя вооруженными солдатами стоял мужчина, одетый только в задубевшие от замерзших испражнений кальсоны. Он раскачивался, почти ничего не соображая от боли и холода. Его спина была исполосована до мяса: комендант умело орудовал плеткой-девятихвосткой. Лицо мужчины было искажено; в нем едва ли можно было узнать человека, искренне считавшего, что отчаявшаяся отверженная в занятом городе была его уступчивой возлюбленной. Самуэль слышал, каков его приговор: если во время казни преступников он удержится на ногах, то его повесят последним. Смена караула у калитки в стене пришла неожиданно, еще до того, как Самуэль и Альфред смогли вернуть ключ на место – преждевременный рождественский подарок, превратившийся для одариваемого в катастрофу. То, что его не сразу повели к виселице, а подождали Рождества, соответствовало образу мыслей такого человека, как генерал Кёнигсмарк, – и то, что осужденному нанесли оскорбление, угрожая повесить его рядом с презираемыми смоландцами, говорило о том, как генерал относится к людям, забывающим о долге. Самуэль нисколько не сомневался, что несчастный рухнет на землю уже через несколько минут.

Он посмотрел на троих мужчин сзади, которые, шаркая ногами, шли к виселице. Плечи Гуннара Биргерссона вздрагивали. Самуэль взмолился о том, чтобы этот человек сумел сохранить самообладание. За ним шел, вероятно, лучший стрелок из всех шведских рейтаров, умевший на полном скаку снять с пирамиды из бокалов самый верхний, да так, что остальные даже не пошевелятся. Биргерссон огляделся. Лицо его состояло из одних только глаз: две дыры на пепельно-сером полотне, самый реалистичный портрет смерти из всех, какие только доводилось видеть Самуэлю. Брахе сделал неуловимое движение головой, указывая на карету, стоявшую в стороне от виселицы: генерал Кёнигсмарк лично наблюдал за казнью.

Биргерссон попытался взять себя в руки. Его взгляд испуганно шарахнулся от кареты. «Прощай, друг мой, – подумал Самуэль. – Разве это не ты так выбил из седла императорского драгуна у Райна-на-Лехе, что, падая, он дернул поводья и развернул лошадь, и тем самым ты меня спас от смерти под ее копытами?»

Снова раздался барабанный бой. Самуэль увидел, как комендант откомандировал двух человек подтянуть веревки уже повешенных так, чтобы те висели на одном уровне. Осужденные должны были стоять на лестнице друг под другом; веревка самого нижнего была такой длинной, что он падал дольше всex и после этого раскачивался, как маятник, задевая носками землю. У коменданта было сильно развито чувство симметрии: трое повешенных образовывали подобие органных труб, а это противоречило эстетике приличной виселицы. Самуэль не смог заставить себя смотреть на лица мертвецов, когда двоих из них поднимали на одинаковую высоту с первым. Очередные трое обреченных неловко карабкались по ступенькам.

Барабанная дробь не стихала, однако сердце у Самуэля колотилось в десять раз быстрее. Он взглянул на Биргерссона и двух его товарищей по несчастью. Уж эту малость он обязан был для них сделать. Так и есть: их взгляды искали его. Он выпрямился и положил сжатый кулак на грудь. Стоящий рядом с ним Альфред Альфредссон последовал его примеру.

Когда повесили первых троих осужденных, они с Альфредссоном отсалютовали им точно так же. Один из палачей коменданта подскочил к ним и ударил Альфредссона палкой по лицу. Щека рейтара лопнула, но он даже не вздрогнул. На этот раз, кажется, коменданту и его людям не хотелось бить снова. А может, они просто замерзли и старались как можно скорее со всем этим покончить, пока сапоги не размокли в смеси из снега и грязи, а их товарищи, оставшиеся в лагере, не успели выпить последнее кислое вино.

На этот раз и другие осужденные медленно подняли сжатые кулаки и прижали их к груди. У Биргерссона, стоявшего на лестнице ближе всех, по лицу потекли слезы, когда он ответил на приветствие. А затем он упал – и рейтар над ним – и рейтар над ним… Виселица заскрипела, с одной дергающейся ноги слетел сапог, носки сапог Биргерссона заскребли по земле – он был очень крупным мужчиной, Гуннар Биргерссон, даже слишком крупным для кавалериста… Самуэль неожиданно понял, что умудрился держать глаза открытыми, но при этом ничего не видеть.

Барабанный бой затих. Самуэль и остальные опустили кулаки. Веревки скрипели, балки трещали. По телу одного из мужчин волнами перекатывались судороги, его открытый рот издавал каркающие звуки. Затем и он затих, и снова можно было расслышать хорал из церкви в Вунзиделе: «Врата, откройтесь! Час настал…»

– Шестеро наверху, двенадцать – в путь, – пробормотал Альфредссон.

Самуэль Брахе медленно выдохнул. Комендант подошел к повешенным, вгляделся в каждого из них, затем кивнул. Когда он вернулся на свое место, барабанный бой раздался в третий раз. Полдесятка человек, отводивших осужденных по трое к виселице, вышли вперед. Палач переставил лестницу на другую сторону виселицы. Биргерссона и висящего рядом с ним рейтара подтянули повыше. У бывшего часового, стоявшего в одних кальсонах, подкосились колени, но он снова взял себя в руки и выпрямился. Внезапно Самуэль Брахе заметил, что он весь мокрый от пота.

– Я этого не выдержу, – прошептал мужчина, стоявший сразу за Альфредссоном.

– Да ладно вам, – глухо буркнул Альфредссон. – Мы из худших ситуаций выходили.

Самуэль проследил за взглядом коменданта, словно пытаясь рассмотреть что-то еще, помимо болтающегося впереди напоминания о своей собственной судьбе. У дороги, рядом с каретой Кёнигсмарка, стояла женщина. Сначала Самуэль решил, что это жена Кёнигсмарка, которая сопровождала его в походах и обычно вместе с другими офицерскими женами вслед за солдатами входила в ворота захваченных городов, чтобы опрыскивать святой водой изодранные и вздрагивающие тела тех, кого за две минуты до того закололи, разорвали или застрелили. Говорили, будто она, оказавшись перед трупом изнасилованной до смерти женщины, заботилась о том, чтобы прикрыть ее наготу разорванной юбкой, прежде чем пустить в ход кропильницу. Солдаты признавались, что боятся генерала Кёнигсмарка; если же кто-то упоминал в их присутствии жену Кёнигсмарка, они только молча крестились и широко расставляли пальцы, чтобы защититься от сглаза.