— У меня нет рук. — Пустынник устал таинственно шептать и говорил почти нормальным голосом. — Ты сделаешь зелье сама. Высыпай все на стол. Теперь смешивай, ухватывая щепотки того и другого одновременно обеими руками и ссыпая в одно место. Еще, еще, еще… Теперь произноси заклинание. Повторяй его за мной вслух: «Етевс молеб ан вокаруд огонм!!!».
— Етевс молеб ан вокаруд огонм! — послушно произнесла ведьма.
— Теперь посыпь этим порошком труп.
Виктория сгребла едкую смесь на ладонь, отошла к двери и, зажмурясь, развеяла над мороком. От того вверх поползли струйки дыма, «труп» стал уменьшаться, уменьшаться, пока не исчез совсем.
— Есть! — радостно закричала ведьма. — Есть, у меня получилось! Есть, есть, есть!
Она радостно закружилась по комнате, потом подбежала к столу, запустила руки в россыпь купюр, вскинула их над собой. Торопливо напялила все три перстня на пальцы, недовольно сморщилась:
— Они мне все велики, демон!
— Когда ты станешь править миром, выберешь себе любые, — едва не сплюнул от раздражения Пустынник. — У тебя уже сейчас столько денег, что можешь купить себе любые украшения!
— Сколько же их здесь? — принялась собирать разбросанные бумажки Виктория. — На французский «Парфюм» хватит? И джинсы мне тут предлагали купить.
— Антарес Скорпиона входит во врата льва, госпожа, — зевнул колдун. — Звезды запрещают мне пребывание на Земле. Я должен скрыться.
— Стой! — обернулась к шару девица. — А как же клятва? Как же все, что ты мне обещал?!
— Я все исполню, госпожа. — Пустынник забрался на подоконник, свесил ноги наружу. Второй этаж, ерунда. — Я вернусь после перехода хвоста Алькора через зенит, завтра днем. И помогу тебе достичь величия. Носи шар с собой, чтобы я мог говорить с тобой, госпожа…
Колдун спрыгнул вниз, сразу отодвинулся чуть в сторону, чтобы следом ничего не свалилось на голову, нырнул в арку, здесь стряхнул невидимость и неспешным шагом вышел на улицу. Имея в руках такую охапку денег, сегодня ведьма все равно не сможет думать ни о чем нужном. Пусть денек перебесится, а охоту не поздно начать и завтра.
Солнце стояло высоко, поэтому Пустынник проскочил по практически свободной набережной до Смольного, остановился на площади перед собором и до перерыва на обед еще успел сбегать в цветочный магазин, обосновавшийся в огромной оранжерее на углу Таврического сада. Пробежался по первому и второму этажу, мимоходом ополоснув в фонтане руки и лицо, подошел к продавщице, указал на большую корзину у стены:
— Соберите мне, пожалуйста, букет из двух красных роз, двух белых и одной желтой.
— Конечно! — Розовощекая пампушка принялась осторожно выдергивать цветы. — Ваш выбор похож на объяснение, молодой человек. Красный цвет — это цвет любви, белый — цвет памяти. Значит, вы любите ее и всегда будете о ней помнить. Вот только зачем желтый? Ведь желтый — это цвет измены. Давайте я вместо него…
— Желтый цвет — это цвет не измены, а цвет солнца, — перебил продавщицу Пустынник. — Моя избранница прекрасна, как солнце, как лето, как ранний рассвет, и хоть один цветок из букета должен напоминать ей об этом.
— О, как это романтично, — завернула женщина цветы в шелестящую коричневую бумагу. — Жалко, что у вас уже есть избранница. С вас семьдесят пять тысяч за романтику.
— Спасибо. — Колдун отдал ей деньги. — Скажите, а мандрагоры у вас случайно нет?
— Ого, — удивилась толстушка. — Неужели вам нужно приворотное зелье?
— Мне нравится, как она цветет, — с предельной корректностью ответил Пустынник.
— Странно, — пожала плечами продавщица. — Первый раз слышу, чтобы «прыгающим корнем» кто-то интересовался ради его цветков. Впрочем, вряд ли вам удастся его купить, молодой человек. Во-первых, мандрагора чрезвычайно ядовита и к свободной продаже запрещена. Во-вторых — она занесена в Красную книгу со всеми вытекающими последствиями. Так что если вы хотите на нее посмотреть, то только в Ботаническом саду.
— В Ботаническом саду? Спасибо большое, именно так я и поступлю.
— Не за что, — хмыкнула женщина. — Тем более что в октябре не цветет уже ничего. Даже мандрагора.
— Зато в октябре на ней вызревают яблоки, — любезно сообщил Пустынник, прихватил букет и быстрым шагом направился к Союзу потребителей.
К тому времени, когда он дошел до машины, Татьяна стояла уже рядом с «восьмеркой», обиженно оглядываясь по сторонам. Однако при виде букета на губах ее появилась улыбка:
— Зачем же… Спасибо. А я на обед вышла, смотрю — машина стоит. А тебя почему-то нет.
— Я есть! — щелкнул каблуками Пустынник и выпятил грудь. — Как я могу не быть рядом с тобой? Если я не вижу тебя несколько часов, мне уже становится тоскливо. Если я не увижу тебя целый день, то наверное, умру сразу.
— А кстати, сколько тебе лет? — поинтересовалась женщина.
— Да кто же их считает? — уже в который раз увильнул от ответа колдун. — Скажи, ты очень голодна?
— Ну-у, не знаю, — неуверенно ответила Таня. — А что?
— Ты можешь мне показать, где находится Ботанический сад?
— У меня обед всего один час.
— Я сделаю так, что про тебя никто не вспомнит.
— Но ведь это нечестно! Все будут работать, а я — гулять.
— А что, разве ты часто так поступаешь? — удивился Пустынник. — Подумаешь, отдохнешь немного раз в месяц. Ты сама-то когда была последний раз в Ботаническом саду?
Женщина подумала, загибая пальцы, потом махнула рукой:
— Ладно, совратитель, возьму грех на душу. Но только в первый и последний раз!
— В первый раз все так говорят, — тихо отметил колдун, открывая машину.
— Что-о?
— Ничего, — улыбнулся Пустынник, распахивая перед ней дверцу. — Послышалось.
* * *
Экскурсии по оранжереям отправлялись каждый час. Касса и вход в них располагались в низкой, серой бетонной арке, пропахшей всем, чем обычно пахнут арки полузаброшенных проходных дворов, и Пустынник уже было испугался, что напрасно тратит время — но едва они с небольшой группкой любопытных подростков прошли в дверь, обшитую узкой крашеной рейкой, как он изумленно ахнул, в очередной раз признав, что в России сплошь и рядом в самой непрезентабельной оболочке хранится настоящее, недоступное более никому, сокровище. Никакой охраны, никаких смотрителей — и все же тут и там нежились во влажной духоте растения из самых дальних уголков планеты, многие из которых по возрасту превосходили не только людей, когда-то их сюда привезших, но и страны, появившиеся на родине зеленых путешественников.
Когда Пустынник забегал в оранжерею Таврического сада — она показалась ему огромной. Но размах Петербургского Ботанического сада просто превосходил всякие мыслимые размеры. Широкие застекленные аллеи прорезали оживленный лесопарк, окружали древнее здание института, сходились к стеклянному многограннику, никак не меньше двадцати метров шириной и высотой под четырехэтажный дом.