– Включи мой компьютер, Рэй!
Брат уже выбрался из кресла, опустился на колени и пытался сам дотянуться до провода питания. Я схватил его за плечи и оттащил в сторону.
– Нет! С этим покончено, Томас! С меня довольно!
Но он вырвался и ползком старался залезть под стол. Я поймал его за ногу и снова оттащил назад.
– Ненавижу тебя! – крикнул Томас. По его раскрасневшимся от злости щекам струились слезы.
– Придется бросить это занятие! Ты перестанешь торчать в комнате и будешь больше времени проводить вне дома! Пора уже начинать жить, как все нормальные люди!
– Оставь меня, оставь меня, оставь… – непрерывно хныкал он.
Я сумел переместить брата в середину комнаты, причем мы оба распластались на полу. Голые доски давали мне упор, чтобы тащить его, но при этом за ним волочилась кипа карт и распечаток. Вытащив из-под своего бедра какую-то смявшуюся бумагу, Томас развернул ее и принялся разглаживать.
– Полюбуйся, что ты натворил! – сказал он.
Тогда я выхватил карту из его рук, скомкал ее в шар и метнул в противоположную стену.
– Нет! – крикнул Томас.
Я уже знал, что поступаю неправильно. Нельзя кричать на Томаса и отключать его компьютер. Но хуже всего я поступил с одной из его драгоценных карт, обойдясь с ней, как с обрывком туалетной бумаги. Я потерял контроль над ситуацией, потерял контроль над самим собой. Конечно, я пережил смерть отца, вынужден был переселиться сюда, ломать себе голову, как поступить с домом и с братом, а потом еще столкнуться с двумя федеральными агентами. Неудивительно, что я сорвался. Но только это все равно не могло служить оправданием грубому обращению с Томасом.
И потому для меня не должен был стать столь неожиданным срыв, случившийся с ним самим.
Брат налетел на меня, как ядро, выпущенное из пушки. В броске он сумел руками вцепиться мне в горло. Я опрокинулся навзничь, а Томас навалился сверху, наши ноги переплелись, его пальцы еще крепче впились в меня.
– Ты как наш отец! – кричал он.
Глаза у него округлились и яростно сверкали. Задыхаясь, я ухватился за его запястья, но не смог разжать неожиданно крепкой хватки.
– Томас! Отпусти… мое горло, – с трудом прохрипел я.
Мне удалось протянуть руку, поймать его левое ухо и резко вывернуть. Взвыв от боли, Томас отпустил меня. Я выбрался из-под него и перекатился в сторону. Боль в ухе произвела на него неожиданный эффект. Он оглядел окружавший нас хаос, бросил взгляд на меня и тряхнул головой.
– Нет-нет-нет… – принялся твердить Томас и, вместо того чтобы снова выместить злость на мне, стал бить сам себя. Подушками ладоней – то левой, то правой – он долбил себя в лоб. Причем очень сильно.
– Томас! Прекрати это немедленно!
Я постарался обхватить его руки и прижать, но они работали, как мощные поршни. Брат бил себя в лоб с такой яростью, что при каждом ударе раздавался стук, какой производит удар дерева по дереву. Тогда я уже сам вынужден был навалиться на него сверху, чтобы хоть как-то остановить его. Лежа подо мной, Томас издавал неразборчивое рычание, исполненное невыразимого горя.
– Все хорошо, – произнес я. – Успокойся.
Я придавил его всем весом своего тела в надежде, что, сковав движения, приведу в чувство.
– Все хорошо, – повторил я. – Прости меня.
И тут словно кто-то повернул выключатель внутри его, потому что он сразу замер. Лоб приобрел пунцовый оттенок, грозивший скоро превратиться в огромный синяк. При том, что у него покраснели и опухли глаза, брат выглядел сейчас как забулдыга, которого только что крепко отлупили где-нибудь в баре. Но он плакал. Эмоции захлестнули и меня. К горлу подкатил комок, дыхание стало учащенным, и я тоже разрыдался.
– Прости меня, Томас, – произнес я. – Прости. А теперь позволь мне подняться.
– Ладно, – отозвался он.
– Я встаю, но ты должен пообещать, что не станешь больше себя бить.
– Да.
– Вот и хорошо. У нас все хорошо. – Я помог ему сесть и погладил по спине.
Томас посмотрел на провод компьютера.
– Мне надо подключить его, – заявил он.
– Позволь это сделать мне.
Я ползком залез под стол и вставил вилку в розетку. Компьютер едва слышно загудел. Но прежде чем брат поднялся, я сказал:
– Ты можешь продолжать свои путешествия, но нам необходимо ввести некоторые правила.
Он кивнул.
– Впрочем, для начала надо хотя бы приложить компресс со льдом к твоей голове. Не возражаешь?
– Нет.
Я протянул ему руку и испытал облегчение, когда он ухватился за нее. Заметил, что пальцы у него тоже покрылись ссадинами.
– Боже, ты только посмотри, что ты с собой сделал!
Но Томас глядел на меня.
– Как твоя шея? – спросил он.
Хотя мне было все еще больно, я ответил:
– В порядке.
– Прости, что пытался убить тебя.
– Ты вовсе не пытался меня убить. Просто сильно рассердился. Я вел себя как последний осел.
Брат кивнул.
Томас сидел за кухонным столом, пока я искал в морозильнике мягкую упаковку для приготовления льда. Отец часто страдал от болей в мышцах или в спине, а потому льда в доме всегда хранилось столько, что впору было открывать лавку мороженщика.
– Приложи вот это к голове, – сказал я, протягивая Томасу одну упаковку. Потом я придвинул поближе стул, чтобы обнять брата за плечо. – Мне не следовало так поступать.
– Не следовало, – повторил он.
– На меня будто затмение нашло.
– А ты принимаешь свое лекарство? – спросил Томас.
И то верно – с тех пор как мы вернулись от доктора Григорин, я не съел ни одной конфетки «Эм энд эмс».
– Нет, совершенно забыл о нем.
– Как только перестаешь принимать таблетки, у тебя могут возникнут проблемы, – авторитетно заявил мой брат.
– Моему проступку не оправдания, – произнес я, не убирая руки с его плеча. – Я ведь знаю… Я понимаю, что ты такой, какой есть, и если на тебя кричать, ничего не изменится.
– А какие правила ты хочешь установить?
– Нужно, чтобы ты советовался со мной, прежде чем отправить электронное письмо или позвонить куда-то по телефону. Но ты можешь совершенно свободно и как угодно долго путешествовать по любому городу, по какому захочешь. Согласен?
Томас обдумывал мое предложение, прижимая пакет со льдом ко лбу.
– Даже не знаю, – вздохнул он.
– Томас, далеко не все в правительстве правильно понимают твое желание помочь им. Не все воспринимают тебя как человека с добрыми намерениями. Вот почему мне важно избежать в дальнейшем всяких недоразумений. Ведь в беду можешь попасть не только ты, но и я тоже.