Англия и Уэльс. Прогулки по Британии - читать онлайн книгу. Автор: Генри Воллам Мортон cтр.№ 81

Внезапно стая приходит в движение — вспышка белого цвета, сопровождаемая громкими криками. Чайки срываются с места, поднимаются в воздух: оранжевые лапки втянуты, плотно прижаты к белым перьям брюшка. Птицы набирают высоту, описывают беспорядочные круги, затем замирают и парят, распрямив крылья. Полет длится недолго, и вот уже стая снова устремляется к земле: каждая чайка — словно белая вспышка с оранжевыми мазками лапок. Начинается прилив, и вода наступает на берег. Она жадно поглощает сушу, крутясь и пенясь, заполняет небольшие ложбинки и извилистые русла ручейков. Еще минуту назад илистые отмели были сухими, а теперь они скрываются под водой, которая коричневой змеей вползает на берег — извивается и пузырится, образуя на границе светлую кромку из морского критмума.

И весь этот спектакль — с криком чаек, плеском воды и ветром, нагоняющим морскую голубизну, — ежедневно разыгрывается без зрителей. Ибо это странное, ничейное пространство не принадлежит ни земле, ни воде. Вернее сказать, это прекрасное и диковинное место — наполовину суша, наполовину море. Каждый день море наступает, пытаясь отвоевать его для себя, а трава отчаянно сопротивляется, отстаивая свои права. Если повернуться спиной к морю, то вдалеке вы увидите зеленые луга и деревушки, словно прорисованные уверенным пером художника, и серые церковные башенки над кронами деревьев.

Они цепочкой выстроились вдоль всей границы солончаковой пустоши — странные маленькие селения, некогда бывшие портовыми городками. Непомерно большие церкви, одиноко стоящие посреди лугов, свидетельствуют о том, что некогда здесь жили люди и кипела торговля. В Блейкни церковь имеет дополнительную башню — раньше она исполняла роль маяка, а теперь находится на грани разрушения. Они все пришли в упадок и медленно разрушаются — и Клей, и Солтхаус, и Уэйберн (чья древняя гавань превратилась в гнездилище диких птиц), и Уэллс-некст-зэ-Си. Все эти прибрежные деревушки — бывшие порты — пали жертвой моря.

Деревушка Стиффки находится в маленькой укромной долине. Она знаменита своими собирательницами моллюсков. Чтобы увидеть их, мне пришлось отправиться на дальнюю прибрежную пустошь. По пути я форсировал многочисленные ручейки и протоки — благо кто-то позаботился наладить мостки из гниющих бревен, — прошагал целые мили по болотной жиже, прежде чем добрался до песчаного пляжа, густо усеянного обломками кораблекрушений (по обилию этих самых обломков здешний берег мог бы поспорить с Нидлз [54] ). Здесь я увидел десятки черных фигурок, которые, согнувшись в три погибели, копались в песке в поисках «стьюкийских голубых» — именно так называются знаменитые ракушки.

Навстречу мне двигалась одна из собирательниц моллюсков, на спине она несла огромный мешок с добычей. Собственно, почему я решил, что это женщина? Угадывать пол этого странного существа, ориентируясь на одежду, было неблагодарным занятием. Что можно сказать о черных кюлотах и толстых шерстяных чулках, которые насквозь промокли от морской воды? Комплект дополняла старая черная шаль и зюйдвестка, застегнутая на подбородке на манер чепчика Кейт Гринуэй. Когда фигура приблизилась, я смог разглядеть, что это все-таки женщина, причем весьма преклонных лет — на вид ей было лет семьдесят, никак не меньше. Лицо по форме и цвету напоминало печеное яблоко, все испещренное тонкими морщинками; беззубый рот с плотно сжатыми губами придавал лицу строгое, даже чопорное выражение, которое контрастировало с младенчески-наивным взглядом блекло-голубых глаз.

Вначале разговор не складывался: подобно многим своим землякам, старуха боялась отвечать на вопросы незнакомого человека. Я поинтересовался, хватает ли у нее сил для такой тяжелой работы. Женщина ответила, что занимается этой работой всю жизнь — с младых лет.

Помнится, несколько лет назад в печати появилась статья, которая выставляла Стиффки и ее женское население в весьма невыгодном свете. По словам автора, практиковавшиеся здесь родственные браки сильно испортили нравы деревни: мужчины якобы вообще не работают, а женщины вынуждены вкалывать как проклятые, чтобы хоть как-то продержаться на плаву.

— Все это чепуха, — отрезала престарелая собирательница моллюсков. — Наши мужчины трудятся на земле, а женщины отправляются к морю собирать ракушки. Сколько себя помню, всегда так было. Я сама начала этим заниматься, когда вышла замуж. Детей ведь нелегко растить… знаете, сколько всего нужно, вот и хотелось подзаработать лишних деньжат. Да и всех нас сюда нужда гонит, сэр…

Она повернулась к морю, где на прибрежной полосе копошились черные фигурки.

— Это, почитай, уж последние собирательницы ракушек в Стиффки. Нынешние-то девчонки нос воротят. Вишь ты, все хотят быть леди. Они не желают надевать эту уродливую одежду и тащиться к морю — как до того делали их матери и бабушки… да и прабабушки тоже. Молодежь не любит тяжелой работы. Вот и получается, сэр, что мы, старухи — последние, кто этим занимается…

Моя собеседница пришла в ужас, когда я попросил разрешения ее сфотографировать. Она закрыла глаза руками — точно так же поступали арабы перед фотокамерой.

— Нет, нет, — твердила старуха, оглядываясь в поисках укрытия.

Я насилу ее успокоил.

И дело тут не в ложной скромности или в нежелании демонстрировать уродливую, как она выразилась, одежду. Просто здесь, как и в других глухих краях, бытует странное верование, будто фотографирование отнимает у людей удачу.

Странное зрелище представляют собой эти женщины, когда они с началом прилива возвращаются со своего промысла. Они медленно, тяжело бредут, взвалив на спину мешки, полные моллюсков. Большинство из них уже старухи, принадлежащие к прежнему, более выносливому поколению. Но попадаются и женщины среднего возраста. Время от времени за ними увязывается какая-нибудь девчонка. Спроси ее, так она и сама не знает, зачем пошла. То ли ради забавы, то ли из любопытства: посмотреть, каким именно образом мать зарабатывала для нее деньги. Они бредут по солончаковой пустоши, по щиколотку увязая в мокром песке. Ветер хлещет их по голым лодыжкам, заляпывает грязью короткие юбки.

Занятное место. Туристы сюда не добираются, а напрасно: ведь здесь все проникнуто особой атмосферой, пробуждающей далекие воспоминания. Достаточно выйти на солончаки ближе к вечеру — когда солнце медленно опускается за горизонт и его лучи играют на бледно-сиреневой морской поверхности, — и у вас перед глазами сами собой всплывут картинки из далекого прошлого. Легко представить себе корабли викингов, причаливающие к английским берегам. Вот рослые бородатые мужчины бредут по песку, волоча за собой тяжелые обоюдоострые мечи. Вот они останавливаются и из-под ладони всматриваются вдаль, через лиловые пустоши…

Здесь, на солончаках, почти всех охватывает непонятное чувство грусти, которое трудно поддается описанию. Хочется побыть одному, побродить по этой плоской пропитанной влагой земле, прислушаться к пронзительным крикам птиц и шелесту ветра в прибрежной траве.

5

Над Педдарс-уэй царит мертвая тишина.