Детство Понтия Пилата. Трудный вторник - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Вяземский cтр.№ 99

«Прекрати! Хватит! Прекрати!» – кричал мне на ухо Рыбак. Но у меня не было сил прекратить и остановиться.

«Прекрати! Кому говорю?!» – крикнул Рыбак и ударил меня ладонью по лицу.

… Я очнулся.

(3) То есть я открыл глаза и увидел, что сижу на столе и правой рукой раздираю себе горло, а левой ногой что-то одержимо втираю в столешницу.

Череп-кубок лежал на полу в нескольких шагах от стола. Под ногой у меня ничего не было. Но по горлу на грудь сползала липкая и жаркая струйка.

«Рассказывай, что видел», – тихо и спокойно велел Рыбак.

«А ты будто не видел?! – гневно и яростно накинулся я на гельвета. – Не слышал, как кралось вдоль стены какое-то животное?! Не видел, как вошла моя мать, Лусена?!.»

Я принялся описывать всё мною пережитое. И свой рассказ то и дело прерывал обиженными восклицаниями: «Ты что, не видел?!», «Хватит прикидываться! Хоть раз скажи правду!»

Ни на одно из этих восклицаний Рыбак не ответил. Молча слушал меня, качал головой и улыбался.

А когда я кончил кричать и рассказывать, сказал:

«Я кое-что видел. Но, как выясняется, не то, что явилось тебе».

«Не ври! – огрызнулся я. – Ты вовремя подавал мне команды. И в первый раз очень вовремя ударил меня! Ты должен был видеть ту же или очень похожую картину! Неужели не ясно?!»

Рыбак усмехнулся и сказал:

«Ты еще раз перескажи мне. Только тихо и спокойно».

Я снова кинулся пересказывать, попутно стараясь унять нервную дрожь.

А в самом конце вздрогнул и прошептал:

«Неужели Лусена – мой враг? Неужели это она заставляла меня заикаться?»

Улыбка мгновенно исчезла с лица Рыбака.

«Не болтай глупостей! – сказал он сурово. – Мать не может навести порчу на сына».

«Она мне не мать! Она мне – мачеха!» – вдруг злорадно выкрикнул я. И сам удивился, что я это выкрикнул.

Рыбак же покачал головой, вздохнул и сказал:

«Неважно – мать или мачеха. Порчу на тебя, как теперь выясняется, наслала Морриган. Та самая, которая явилась нам на кладбище».

«Какая еще Морриган?» – сердито спросил я.

«Злобное создание, – пояснил Рыбак. – Мы, воины, называем ее «оранжевым врагом». Она имеет обыкновение объединять в себе два цвета – красный и желтый – и принимать облик близкого тебе человека. Когда-то она сделала тебя заикой. А теперь, узнав, что ты стал охотиться за силой, решила снова напугать и подтвердить свою власть… Но она просчиталась. Мы приготовили ей правильную встречу».

Рыбак снова довольно ухмыльнулся и укоризненно сказал:

«Похоже, ты самого главного не заметил».

«Чего именно? Может быть, подскажешь?» – обиженно спросил я.

Рыбак перестал ухмыляться, помолчал, пристально и сурово на меня глядя. Потом сказал:

«Ты говоришь, говоришь, говоришь. И ни разу не заикнулся. И даже сам не почувствовал… Ты, римлянин, раздавил свое заикание. Будем надеяться – навсегда».

Ну, давайте посмотрим… Полба добротная… Так. Соль. Надо бы покрупнее. И чтобы «крупицы блестели»… Нет, заменять не надо… Мирра – хорошо. Как у поэта: «Не привозили еще кору слезящейся мирры…» А ведь и впрямь слезится… Зачем тебе знать откуда стихи? Ты лучше скажи, Перикл, где красный шафран? Где фиалки?… Интересно получается. Чего ни хватишься в вашей Иудее, ничего у вас нет… Молчи и не возражай, когда к тобой говорит римский префект… Тем более когда шутит… Ведь он над самим собой подшучивает…

I. Тогда, после сражения с Морриган, в мазанке гельвета, я не столько радовался своему исцелению, сколько недоумевал, куда же мне теперь деться. Идти домой мне казалось совершенно невозможным, потому что дома была Лусена, а я боялся с ней встречаться. Но и долее оставаться в хижине Рыбака мне было нестерпимо. То есть – представляешь? – с одной стороны, победа, исцеление и прилив сил, а с другой – духовное опустошение, тоска и какая-то бездомность, что ли.

Рыбак оценил мое состояние и сказал:

«Пойдем. Я провожу тебя до дому».

Я пытался протестовать. Но гельвет решительно отверг мои протесты.

От деревни до города мы шли молча, не сказав друг другу ни слова. У меня было ощущение, что я не иду, а словно плыву по воздуху. Но иногда я спотыкался, и Рыбак подхватывал меня. А я после этих спотыканий еще свободнее плыл по воздуху, удивляясь легкости и непринужденности своих движений.

Когда мы дошли до дома Коризия, Рыбак велел мне подождать снаружи, а сам вошел внутрь.

Он довольно долго отсутствовал. А я стоял на улице и, как безумный, говорил, говорил, говорил. Сперва я считал от одного до тридцати и от тридцати до одного. Затем стал декламировать стихи – Ливия Андроника и Энния, которые мы зазубривали в кордубской школе. Потом перешел на Вергилия, которого учили в новиодунской школе и которого я тоже заучивал. А после, глядя на небо, на озеро и на далекие горы, вслух описывал их себе.

Я не заикался ни в счете, ни в поэзии, ни в прозе. Рыбак меня действительно вылечил. Более того, я твердо знал, что навсегда освободился от заикания.

Потом из дома вышел Рыбак. Подмигнул мне. Ухмыльнулся. И пошел к озеру, ни слова мне сказав.

Я не знал, следовать за ним или войти в дом.

Но тут из прихожей выбежал Диад и радостно закричал:

«Тебя вылечили, господин? Гельвет говорит: галльские боги тебя очистили и вылечили! Ну, скажи что-нибудь! Скажи, умоляю! Глупый Диад сам хочет услышать!»

«Перестань орать на всю улицу», – сказал я.

«Вылечили! Чудо! Господин не заикается! Господина вылечили!» – еще громче заорал раб, схватил меня, подбросил в воздух, а потом прижал к себе и потащил в дом – в прихожую и оттуда в атриум.

В атриуме он поставил меня на пол и тут же выбежал обратно в прихожую.

На пороге кухни я увидел Лусену. Она стояла как изваяние, с безжизненным лицом и остекленелым взглядом. Затем щеки у нее дрогнули, глаза ожили, рот искривился, ноги будто подкосились; она села на порог и, глядя на меня, стала улыбаться – беспомощной, виноватой улыбкой.

Потом обхватила голову руками, лицо уткнула в колени и, судя по всему, заплакала, потому что плечи у нее стали вздрагивать.

А я стоял на середине атриума и говорил:

«Лусена… Мама… Не надо… Всё в порядке… Ты зря боялась… Всё хорошо… – Тут мне подумалось, что эти короткие фразы, пожалуй, похожи на заикание, и заговорил свободно и звучно: – Рыбак выполнил свое обещание. Он очистил меня и снял с меня порчу. Я больше никогда не буду заикаться. Он – великий врач и мастер своего дела. Можешь мне поверить!»

Я понимал, что должен подойти к Лусене, обнять, приласкаться. Но не мог этого сделать.