Харбин - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Анташкевич cтр.№ 140

На душе почему-то стало неспокойно.

«Что происходит? Матка Боска! Я же в личном плане свободен. Соня – сестра. Она и сама меня так называет– «братишка»

или «мистер Саша». Может быть, я чего-то не заметил? Или неправильно понял?»

Сашик встал с дивана, подошёл к окну и выглянул в сад. В нескольких метрах от окна стояла яблоня, самая близкая к дому. Она была уже старая, от её корявого ствола, на высоте груди, вбок, почти горизонтально, росла толстая нижняя ветка. Когда-то, когда она была ниже и тоньше, он её чуть не обломил; он хотел по ней полазить, но был снят с дерева дедом. Тельнов ему тогда с укором показал пальцем на царапины, оставленные на коре острыми углами его каблуков, и он лазил по другим яблоням, которые стояли на задворках сада и где из-за кустов он был не так виден.

Всего несколько дней назад, когда ещё не было этой одуряющей жары, они с Соней и дедом сидели под этой яблоней. Сидели почти молча, дед, как обычно, читал Жития, Сашик просматривал новые ноты, присланные ему из Шанхая, а Соня что-то писала. Ей скоро надо было читать доклад в поэтическом обществе, что-то сравнительное из русской поэзии, а после доклада она хотела показать свои стихи, новые, однако в тот вечер у неё не получалось.

– Са-аш! – вдруг произнесла она врастяжку. – Посмотри, какие слова! – И тут же продекламировала:

…Так души смотрят с высоты

На ими брошенное тело!..

Сашик тогда спросил, не отрываясь от своих нот:

– А кто это?

– Саша! Какая разница, кто это? Ты послушай, какие слова!

Но Сашик никак не мог оторваться от партитуры и, видимо, чего-то не расслышал в Сониных интонациях. Он только почувствовал, что и Соня, и дед на него смотрят. Он взглянул на них: Тельнов поджал под табурет обутые в белые вязаные носки ноги и поверх повисших на самом кончике носа очков молча смотрел на него; Соня как-то вдруг поднялась с травы, на её юбке повисли сухие былинки, она их даже не обмахнула, неловко сложила книжки, сказала: «Я тебе позвоню!» – и пошла к калитке.

Сашик так и остался сидеть с нотной тетрадкой.

– Эх, ты! – сказал дед, когда калитка за ней закрылась, забрал табурет и пошёл в дом.

Он познакомился с Соней два с половиной года назад перед Рождеством, на последнем в 1935 году заседании харбинского поэтического общества «Молодая Чураевка». В тот вечер Сашик никуда не собирался и после окончания лекций решил, что пойдет домой, но в гардеробе к нему подошёл Лёва Маркизов, его сокурсник, считавший себя поэтом и посещавший все поэтические общества и собрания города. Он возглавлял кружок молодых поэтов их института и был приглашён на «Чураевский вторник». Человек замкнутый и стеснительный, он решил, что одному ему представительствовать в заседании знаменитого на весь город поэтического общества будет неловко. Сашик не дал себя долго уговаривать, и вечером они встретились у входа в гимназию Христианского союза молодых людей.

Пока поднимались по лестнице в родной для Сашика актовый зал, Лёва успел рассказать о том, что «Молодая Чураевка» – это «уже не то, что было даже год назад, но всё равно будет интересно».

Было действительно интересно. На сцене стояла наряженная ёлка, на столе председателя – лампа под зелёным стеклянным абажуром, было уютно. Участвующие в заседании подводили творческие итоги, читали стихи из сборника «Излучины», изданного обществом, выражали сожаление о том, что многие студийцы были вынуждены покинуть Харбин и перебраться на юг Китая, зачитывали приветствия от них из Шанхая, Тяньцзиня и других городов. Сашика приятно удивило зачитанное вслух письмо от Володи Слободчикова, перебравшегося в Шанхай. Со своими стихами выступал постоянный председатель «Чураевки» Алексей Ачаир, ещё кто-то. Сашику очень понравились стихи одного из поэтов, посвященные Новому году:

Нет обмана в новогодней ночи,

Верю я надеждам золотым,

Потому что сердце верить хочет

Обещаньям жизни дорогим.

Дай мне руку!., и рукопожатье

Скажет пусть сильнее всяких слов,

Что любовь готовит нам объятья

И альков жемчужно-нежных снов!..

Дай мне губы!., в поцелуе этом

Пусть сияет верности залог…

В эту ночь я делаюсь поэтом,

Эту радость подарил нам Бог!

Зал аплодировал, потом к столу подошла красивая молодая брюнетка, председатель сказал, что её не надо представлять, и она прочитала Максимилиана Волошина. Эти стихи Сашик слышал впервые:

Я ль в тебя посмею бросить камень?

Осужу ль страстной и буйный пламень?

В грязь лицом тебе ль не поклонюсь,

След босой ноги благословляя, —

Ты – бездомная, гулящая, хмельная,

Во Христе юродивая Русь!

Последние строчки прозвучали трагичным и на удивление сильным голосом. Закончив, девушка несколько секунд постояла и молча села в первый ряд. После новогодних лирических строк стихи Волошина будто раздавили зал: смолк шёпот, и Сашику показалось, что растерялся даже председатель, было такое ощущение, что в общество, уже забывшее былые невзгоды, бросили гранату и здесь снова появились убитые, раненые и изгнанные. Из-за стола медленно встал Алексей Ачаир и, не зная, что сказать и куда девать свои худые руки, начал аплодировать этой девушке, брюнетке с неожиданной скандинавской фамилией – Ларсен. Молчавший зал тоже стал аплодировать, тогда он предложил студийцам и гостям почитать экспромты – «что-нибудь своё». Присутствующие понемногу оживились, стали друг на друга оглядываться, перешёптываться, подбадривать друг друга. Сашик оглянулся на своего спутника, тот сидел с бледным лицом и закушенной губой и порывался к чему-то, но продолжал сидеть, будто привязанный к деревянным стульям верёвками. Неожиданно для себя Сашик встал, он не собирался этого делать, но какая-то сила его подняла, и он пошёл к сцене под встречным взглядом председателя, подошёл к столу, опёрся на него левой рукой и произнёс:

Прощай, Москва,

Немытая Россия.

Прощай, любовь, что я не завещал,

Прощай, к нам не спустившийся

Мессия,

Прощай и я, что не телился, не мычал!

Прости за то, что не телился,

Прости за то, что не мычал!

Не поминай, что не молился

И лиха никому не завещал.

Прощай,

Прости!

Когда Сашик ещё только шёл к сцене, зал тихо перешёптывался, продолжая как бы переминаться с ноги на ногу; его экспромт прозвучал во внимательном молчании, а когда он возвращался на место, стояла оглушительная тишина. Сашик только видел устремлённые на него полные ужаса глаза Лёвы Маркизова. Он вернулся на своё место, и тут зал грохнул. Хохотом. Он увидел, как все стали к нему оборачиваться, а с первого ряда к тому месту, где он сидел, стала пробираться та девушка-брюнетка. Смеялись долго, протягивали, жали руку, и тут Сашик смутился, он не ожидал такого. Да он ничего не ожидал, просто после волошинских стихов в его голове зазвучала какая-то музыка, и он на неё положил какие-то полузнакомые слова, стихи будто вспыхнули в его мозгу, да и были ли это стихи?