33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Анташкевич cтр.№ 75

Сорокин смотрел на него не шевелясь.

– Помните, когда они пришли, в воскресенье, наши замечательные…

Сорокин кивнул.

– …я спросил вас, знаете ли вы, кем я хотел стать до войны? Сорокин снова кивнул.

– Действительно не поверите, голубчик! Я хотел стать театральным бутафором, даже в художественную студию ходил! Вот так-то! Вы себе представить не можете, в какой ужас я поверг этим мама́н и папа́, однако это был 1904 год, поэтому у единственного сына старого полковника от инфантерии не оставалось выбора, и они успокоились.

У Сорокина тут же перед глазами предстала нарисованная Штином карта распадков в районе разъезда Эхо с заголовком в картуше, легендой, орнаментальной рамкой и вензелями, и он с восхищением посмотрел на своего товарища, но спросил о другом:

– Вы были участником Маньчжурской кампании?

– Ну что вы, Мишель! – Штин усмехнулся. – Я ещё был мальчишка, а матушка вскоре почила, и я остался с папа́, дряхлым стариком, и, конечно, я уже не мог помыслить о другой карьере, кроме военной.

– И что ваш папа́?

– Он умер 1 сентября 1914 года, ему было шестьдесят пять лет. Машина, Мишель, была запущена, и я оказался в военной службе… Но это ладно, это дела давно минувших дней… Дело в том, что… – Вдруг Штин прервался и спросил: – Вы рассказывали, что перед отъездом в Эхо на вас произвёл необычное впечатление Ли Чуньминь?

Сорокин не понял, при чём здесь Ли Чуньминь, но согласился.

– Я во всём этом усматриваю очень тесную связь… – Штин присел на подоконник и закурил.

Сорокин приготовился слушать.

– Несколько минут назад я упомянул, что, когда мне было, как вам, двадцать четыре, убили Распутина… Михаил Капитонович согласно кивнул.

– Много схожего – что у нас происходило в России с тем, что сейчас происходит в Китае!

Штин говорил для Сорокина непонятно, к тому же он отвернулся лицом к окну и надолго замолчал.

– Я служил в штабе у Федора Артуровича, помните такого?

Сорокин не помнил. Штин повернулся:

– Ну как же, Мишель, Федор Артурович Келлер!

Сорокин встряхнулся, как же он мог не помнить Федора Артуровича Келлера – «первая шашка России», легендарный генерал, герой Германской кампании. Он тряхнул головой:

– Помню, конечно!

– Ну вот! – Штин пошёл от окна и взял другую папиросу. – Граф командовал 3-м конным корпусом. В марте 16-го меня прикомандировали к его штабу обновить и выверить карты для наступления. Так я с ним познакомился… Примечательный был человек… К нам, штабным, относился как к больным детям, любимым, но больным… У меня на первых порах даже сложилось мнение, что лошадей он любит больше, чем людей! Но я ошибался! – Штин хмыкнул и закурил. – Больше всего он любил дело! До начала наступления было затишье… и он стал устраивать охоты на манер парфорсных, выучка Офицерской кавалерийской школы… Меня-то этим не удивишь… Кстати, мы оказались соседями, поместье папа́ было в Брянской губернии, на границе с Курской: и лес и степь, и мы с папа́, что зимой, что летом, десятки вёрст… не вылезая из седла… Я с четырёх лет, как до стремени стал рукою дотягиваться, так в седло… и никаких там пони, сразу дончак, папа́ предпочитал их, хотя любил и английских скаковых… но это если визиты к соседям или в город. И я попросился на одну охоту, здесь граф меня и приметил, с тех пор от себя не отпускал. А мне это было на руку, только ему надо было на восток, в тыл, сделать офицерам променаж и выучку, а мне на запад, ближе к фронту, да на высотку, чтобы лучше было видно… С картами у нас, особенно в начале кампании, беда была! Хотя, казалось бы, ещё в Маньчжурскую научиться бы, что без точных карт – плохая война. И он со мной… Он на рекогносцировку, а я… план-схему, а потом на карту… Однажды заехали в разрыв между полками и наскочили на австрияков, их разъезд… Пришлось пострелять… под графом ранили коня… Что у вас там, Мишель, принесли что-нибудь? – Штин подошёл к стенке и ударил по ней ногой.

Михаил Капитонович достал флягу и положил её на тумбочку. Через минуту открылась дверь, и в палату на костыле приковылял китаец со знакомым саквояжем.

– А где Иван? – с удивлением спросил его Штин.

– Ивана нету… Ивана – Канада ходи́! – сказал китаец, солдат из отряда Ли Чуньминя, который, выпрыгивая в то утро из вагона, сломал ногу.

– Как нету? Какая Канада? – Штин оторопел.

– Моя не знай, моя знай – Ивана Канада ходи́!

– Что за чёрт? Ладно, ставь сюда…

Китаец поставил саквояж на тумбочку и заковылял из палаты.

– Вы слышали, Мишель? Что за чушь? – Он выглянул в коридор и крикнул дежурной сестре, чтобы та позвала доктора Мигдисова.

Доктор пришел через десять минут, в течение которых Штин молча расхаживал по палате, и Михаил Капитонович, не зная, что сказать, наблюдал за ним. Налитые рюмки стояли нетронутые.

– Степан Гаспарович… – начал Штин.

– Вы, наверное, хотите поинтересоваться… – перебил его врач, – куда девался этот ваш Иван Блызнюк? Могу сказать только, что я его не выписывал, хотя он просился, и вам не сообщал именно потому, что я отказался его выписать. Я же не думал, что он… Сам только что узнал, что он сбежал… – Доктор замолчал и стал смотреть на Штина.

Тот стоял в середине палаты, смотрел на доктора и тоже молчал. Тогда снова начал доктор Мигдисов:

– Он – это уже сегодня выяснилось – подговорил нянечку, молоденькую, дал ей денег, она принесла ему одежду, и они сбежали оба, нянечка даже не попросила расчёт… Вот всё, что я могу вам дать в качестве объяснения, уважаемый… Штин не дал ему закончить:

– Простите, доктор, я за этим пареньком даже не ожидал такой…

«Прыти!» – мысленно договорил за него Сорокин.

– Спасибо, Степан Гаспарович! Ещё раз извините великодушно!

Доктор откланялся и вышел. Штин выпил рюмку и закурил. Он долго молчал, и Сорокин сидел тихо и не смел возобновить разговор.

– Быдло! – вдруг сквозь зубы процедил Штин. – Я и значения не придал, когда он стал выспрашивать у меня: «Шо цэ такэ Канада, да хдэ цэ така Канада…» Вот такой у нас народ! Ещё покойный папа́ не раз говаривал, что на наш народец полагаться нельзя… Чернь! Быдло! А по-польски быдло – это скот!

Михаил Капитонович смотрел на Штина, и в его душе росло удивление: он никогда не видел его таким раздосадованным и злым. Даже когда от начальства поступали совсем глупые распоряжения, Штин только шутил и смеялся; с солдатами же он всегда был прост, предупредителен и заботлив. Поступок Янко расстроил Сорокина тоже, он уже успел к нему привыкнуть, но вдруг он почувствовал странное облегчение: а если этому Янко повезёт и он действительно уедет в Канаду? Михаил Капитонович вспомнил, что уже полгода в Харбине работают вербовочные пункты, которые набирают железнодорожных строителей. Если так, то надо порадоваться за этого совсем ещё мальчишку, может быть, он хотя бы там найдёт свою удачу и сможет помочь больной матери, а глядишь, и заберёт её к себе. Тут Михаил Капитонович вспомнил слова доктора о том, что Ивану помогла молоденькая нянечка, они и исчезли вместе: «…и даже не попросила расчёт!..» Он глядел на ходившего из угла в угол Штина и улыбался. Штин этого не заметил.