«Почему коллега, какой я ему к чёрту коллега!» – только успел подумать Михаил Капитонович, но уже был подхвачен Ивановым под локоть. Тот потащил его вдоль штабеля.
«Пнуть подпорку!» – промелькнуло в голове Сорокина.
– Вижу, вижу! Вы потрудились над этим штабелем, я за вами наблюдал, как вы его проверяли, не то что этот, как бишь его фамилия, десятского, который убил двоих, не помните фамилию десятского? – Белые, тонкие пальцы Иванова перехватили Сорокина за широкий рукав плаща. – Какая мерзкая погода, это отлично, что вы здесь, я даже не ожидал, от вашего Вяземского ничего нельзя добиться, где этот десятский. А? Не знаете? Прямо какой колючий ветер, ужасный климат, начало ноября – и ни снежинки, противно, не Россия, этот мерзкий Китай! Так не знаете, где найти этого десятского?
Сорокину показалось, что он попал в быстрый поток и его несёт, и тащит его Иванов, а он за ним не успевает и уже начинает задыхаться.
– Я от Гвоздецкого, знаете ли… так где же этот хренов десятский… – Иванов остановился, но за мгновение до этого возмущение подкатило к горлу Сорокина, и он резко, со всей силы дёрнул рукав.
– Ай, голубчик, руку оторвёте!..
Сорокин хотел ответить грубо, но…
– Ну что вы, голубчик, я же только хочу вас спросить про десятского… где мне его найти, он же убил двоих своей нерачительностью. Наш-то хрен с ним, знаете ли, за него вступиться некому, а за китайца китайцы с вас, в смысле с вашей конторы, сдерут… как лыко с осины… Ха! Как к слову пришлось! А у вас тут что? Ха-ха! Сосна или кедр? Ну, не важно! Чёрт побери! Что вы встали? Где десятский? Или думаете, вашему Вяземскому это сойдет с рук, и он сможет его спрятать… Эти косоглазые всё одно его разыщут…
Сорокин уже хотел его ударить, но посмотрел в глаза Иванова и обомлел.
– И имейте в виду! – Перед ним стоял уже другой Иванов. – Передайте Вяземскому, этот погибший китаец для китайской полиции, кою я сейчас представляю, – Михаил Капитонович поразился перемене, которая за мгновение произошла в Иванове, – ровно ничего не значит, он для них тьфу, ноль без палочки! Но если ваш учётчик будет упорствовать относительно десятского, они, китайцы, повысят цену и будут обдирать уже не Вяземского, а самого Скидельского – это их фаца́й, и они от него не отступятся, да и я с ними! Надо же на что-то жить, знаете ли!
Иванов стоял прямой, держал под мышкой портфель, и полы его пальто перестало трепать метущим понизу ветром.
– Ладно, я знаю, ваша офицерская косточка – она такая. Вы можете мне ничего не говорить, а то подумаете ещё, что я предлагаю вам продать боевого товарища. В результате пострадают все. Я сам переговорю с Вяземским. Его надо убедить, чтобы он не вздумал отослать десятского на Затон, там его действительно будет трудно найти. Посидит месяц, и отпустят его… Но это хорошо, что я вас встретил!
Сорокин снова почувствовал, что его увлекает непреодолимая сила, но уже другая.
– Да! Вот видите, какие бывают встречи! На ловца и зверь… В анкете у Гвоздецкого вы написали, что владеете английским языком! В какой степени? Да отвечайте же вы, стоите как истукан! – возопил Иванов. – Холодно! Я вас про дело спрашиваю! Владеете?
Сорокин кивнул.
– Вот и хорошо! Тут есть место где-нибудь, чтобы не так дуло? Идёмте в контору, она всё равно пустая.
Иванов слегка подтолкнул Сорокина вперёд и сам устремился между штабелями к конторе.
В конторе, которая действительно оказалась пустой, Иванов по-хозяйски уселся за стол Вяземского, резким движением сдвинул в сторону чужие бумаги и вынул из портфеля помятый листок.
– Посмотрите вот это, прочитайте, если сможете! Тут по-английски!
Сорокин взял листок и стал смотреть. Посмотрев его до конца, он положил листок на стол.
– Ну, что там? – спросил Иванов.
– Список женских вещей.
– Каких вещей?
Сорокин снова взял листок и стал читать вслух:
– «Пальто с меховым воротником, пальто с мехом внутри, синий джемпер один…» – он посмотрел на Иванова, – ещё два…
– Что-то есть… какие-нибудь документы, бумаги? Упоминаются?
– Нет! – зло ответил Сорокин. – Только одежда, зимняя… – Возмущение снова охватило Сорокина, и он спросил: – А я могу полюбопытствовать…
– Можете, – Иванов откинулся на спинку стула и повесил локоть, – тут нет секрета, тем более что вы с вашим английским ещё можете пригодиться, и без того уже помогли. – Не отрывая взгляда от Сорокина, Иванов взял листок и положил его сверху на портфель. – Это было найдено в одежде убитой девушки, мы её уже установили, это горничная английской журналистки, жила в гостинице «Модерн» и два месяца назад уехала. Девушку звали Екатерина Семёновна Григорьева…
Сорокин услышал про английскую журналистку, и у него внутри всё оборвалось… – А журналистка?
– А при чём тут журналистка? Журналистка уже небось дома гоняет чаи с молоком… или без…
Сорокин смотрел на Иванова: неужели он говорит о леди Энн, Элеоноре Боули, неужели о ней? Она жива? Она не умерла от тифа? Она добралась до Харбина? Она жила здесь?.. Значит!..
«Чёрт, чёрт, чёрт!»
Иванов постучал пальцем по столу:
– Вы о чём думаете? Вы меня не слушаете! Сорокин вздрогнул: – Слушаю, я просто… – Что – просто?
– Возможно, что я знал журналистку… леди… – Сорокин запнулся. – Если это Элеонора Боули!
– Элеонора Боули! – кивнул Иванов. – Знали? Как интересно… – Если это она… – Это она!
Сорокин заёрзал на стуле, у него подкатило к горлу.
– Мы с ней познакомились в… под Иркутском, в двадцатом году, она… среди беженцев…
– Каких беженцев, она же английская подданная, при чём тут беженцы… Сорокин замолчал.
– Я задал вопрос!
Сорокин вдруг ощутил, что всё, о чём сейчас идёт разговор, похоже на умопомешательство.
– Я оказался с ней на одних санях, в обозе… мы ехали вместе несколько часов, со мной была полурота охраны… в эшелоне… – Он замолчал. «Про арест Адельберга и предательство Огурцова говорить или не говорить… всё запутается».
Иванов тоже молчал и вдруг забарабанил пальцами по столу.
– А этот листок! Это её почерк, англичанки?
Сорокин оторопел, он не знал, что ответить.
– Я не знаю её почерка, мы просто разговаривали, и было темно, потом меня вызвали в штаб к… – Его осенило. – Она была знакома с журналистом, вашим однофамильцем – Ива́новым!
Иванов презрительно ухмыльнулся:
– Какой он к черту однофамилец: он Ива́нов, а я Ивано́в!
– А если Элеонора Боули жила в гостинице, там, наверное, может быть её почерк?.. – Он не очень точно понимал, что говорит.