33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Анташкевич cтр.№ 36

– Там для фарша уже всё готово! Прастафиля!

Штин поперхнулся.

После бутербродов в летней кухне Румянцев велел ломовику-извозчику, приведённому младшей дочерью, отвезти пришельцев в ближайшую баню и после помывки вернуть обратно. Сорокин, Штин и Одинцов не вернулись. Вяземский и Суламанидзе тоже не хотели возвращаться, но Штин приказал Суламанидзе доставить Вяземского к Румянцеву и попытаться определить контуженного прапорщика в больницу. Через неделю скитаний по Харбину в поисках работы Сорокин и Штин потеряли друг друга, а ещё через неделю случайно встретились, уже снова грязные и голодные. Одинцов раздобыл немного денег, и они нашли дешёвую харчевню. Выпили, закусили и объяснились: причина их нежелания возвращаться к добрейшему подполковнику Румянцеву оказалась простой – обе его дочери были необыкновенно хороши и обе на выданье, но Румянцев обронил, что вот, мол, придёт его будущий зять Серёжа Серебрянников и сможет помочь. Никто от него помощи не захотел, а захотели одного: заработать и благопристойно отблагодарить подполковника за приют, не деньгами, конечно, разве бы тот взял, а какой то посильной помощью, но для этого надо было хотя бы прилично выглядеть. И опять же дочери, из которых свободной оказалась только одна. Вот Штин и пристроил туда совсем ещё юных Вяземского и Суламанидзе.

Серебрянников не дождался ответа Сорокина, отвернулся и снова зашагал через лужи.

Пока подходили к Садовой, всё это прокрутилось в голове Михаила Капитоновича, он, конечно, мог ответить на вопрос Серебрянникова, но…

За несколько десятков шагов до дома Румянцева Сорокин разглядел, что в саду у подполковника произошли перемены – в молодом городе сады были молодые и поэтому прозрачные, – на месте летней кухни, где их поили чаем и кормили бутербродами, стоял свежий кирпичный домик, судя по окнам, с двумя маленькими комнатками или одной большой и пристроенной летней верандой. «Расстроился подполковник, конечно! В семье-то будет пополнение!» – подумал Михаил Капитонович и посмотрел в спину Серебрянникова.

Элеонора зашла в номер и в гостиной поставила на стол подарки жены британского консула для передачи в Лондоне: коробки и коробочки, завёрнутые в золотую и серебряную бумагу и завязанные шелковыми лентами с бантиками. Через пятнадцать – двадцать минут сюда придёт представитель транспортной компании, всё заберёт, отвезёт на вокзал и сдаст в багаж. Элеонора подумала, что зря она поторопилась рассчитать горничную, надо было сделать это сегодня, кто-то же должен был помочь ей собрать вещи. Она стянула перчатки, сняла шляпку и зашла в гардеробную. Вещей на плечиках висело много, стояло много коробок с обувью и головными уборами. Она вздохнула и пошла в спальню. Здесь она стала открывать ящики комода и будуара и поняла, что с горничной она допустила основательный промах: пока она заканчивала рабочий день, ходила по магазинам и делала прощальные визиты, горничная всё это уже бы собрала.

Зазвонил телефон. «Ну вот! – вздохнула Элеонора. – Это уже из транспортной компании! А я ничего не успела».

– Hello! – сказала она в трубку.

– Мадам! – ответили ей. – К вам пришла ваша горничная, пустить?

– Да, конечно! – обрадовалась Элеонора и пошла открывать дверь.

До поезда оставалось ещё три часа.

Горничная стояла у двери.

– Мисс Элеонора, извините мою назойливость, но я подумала…

Элеонора не стала ничего говорить и широко распахнула дверь.

Горничная ей попалась очень толковая. Девушка шестнадцати лет, из семьи построечников, дочь дорожного мастера, последний ребёнок в семье. Её взросление и окончание гимназии совпали с беженским нашествием, как говорил её отец. Это создало для молодежи небывалые за короткую историю города проблемы с будущим устройством в жизни. Семья горничной была традиционная и ни о каком другом будущем для дочери, кроме удачного замужества, не думала, но толпы ничего не умеющих делать бывших военных, совсем ещё молодых офицеров сильно перемешали городское общество: у девушек разбежались глаза, а у их родителей заболели головы. Катя Григорьева с детства увлекалась чтением, очень трезво подходила к учебе и, когда ей стукнуло шестнадцать, заявила, что о замужестве она не думает, хочет быть самостоятельной, учиться дальше и в особенности изучать иностранные языки, для начала английский. Для родителей это была неожиданность, они долго переживали и шептались у себя в спальне, но, любя свою «младшенькую», согласились. А то, что происходило вокруг, основательно укрепило их в Катиной правоте.

На Элеонору Катя произвела хорошее впечатление – она была расторопная и вдумчивая. Это впечатление усилилось тем, что, в отличие от других русских, Катя никогда не начинала предложение со слова «нет». Она была вежлива, тактична, не просила о выходных, готова была работать столько, сколько надо, и попыталась даже отказаться от оплаты. Взамен попросила, если это возможно, давать ей уроки английского, в особенности произношение; грамматику она знала прилично, и словарный запас у неё был. Элеонора воспротивилась: мол, как это так, горничная и без оплаты, но в конце концов они договорились, и у Элеоноры появилась не только горничная, а одновременно секретарь и почти подруга. Уроки английского языка заключались в том, что они говорили только по-английски. Прежняя горничная никуда не годилась, она была малограмотная, и несколько раз Элеонора заставала её за любованием хозяйскими украшениями.

Элеонора улыбнулась и ушла в кабинет.

Ещё утром она открыла все ящички конторки, чтобы не забыть вытащить и собрать дневники. Эти она вела с конца шестнадцатого года, когда редакция «Таймс» отправила её в Россию: английские толстые тетради уже были перевязаны лентой, и на обложке самой верхней было написано «1916». В связке их было четыре одинаковых, значит, с 16-го по 19-й год. Были ещё несколько, разных, купленных уже в России и здесь. Она отнесла Кате перевязанные тетради и попросила упаковать в кофр, который возьмёт в купе. Она взяла оставшиеся и стала их листать. Элеонора с детства вела дневники. Её любимой книгой была «Алиса в Стране чудес», а любимым персонажем Чеширский кот, а точнее, его улыбка. У неё всегда получалось так, что когда она начинала о чём-то мечтать и мечта вот-вот должна была исполниться, то в последний момент что-то случалось непредвиденное, и от мечты оставалась только улыбка, как улыбка Чеширского кота.

Церемониальное графство Че́шир. Оттуда её дедушка уехал в Индию.

Она полистала тетрадь с записями последних месяцев в России после выздоровления от тифа и вынула заложенную между страницами фотографию. На ней она была в Чите, и перед посадкой в поезд снялась с журналистом Всеволодом Ива́новым. «Какой он большой!» – подумала Элеонора, глядя на громадного рядом с ней, такой маленькой, русского мужчину, и вдруг вспомнила, как час назад на неё через витрину смотрел высокий молодой человек. «Нахал!» – снова подумала она.

В кабинет постучала Катя и подала записку.

– Только что принесли от метрдотеля, – сказала она и осталась стоять.

Элеонора развернула, записка была от Ива́нова. «Лёгок на помине!» – подумала она. Ива́нов писал, что приедет провожать её на вокзал.