Ямщина - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Щукин cтр.№ 48

Держать трактир на такой улице только при толковой голове возможно. А Бабадуров держал свой уже больше десяти лет и умел ладить как с полицией, так и с пестрым народишком, среди которого и сам проживал в свое время. От того времени и метка, чтобы не забывал, на лбу осталась. Он тут всех знал, как облупленных, и знал, с кем как следует разговор вести: одного уважить, второму пригрозить, перед третьим покланяться, а четвертому, слов не тратя, можно и в харю сразу железным кулаком звездануть, а иной раз, скрепя сердце, и в прямой убыток для себя войти. Бывает, что пропился иной бедолага, трясется, как последний лист на осине перед снегом, и нигде его, даже в самой поганой ночлежке, до порога не допускают. А Бабадуров допустит, велит Сергею опохмелить и горячих щей в миску плеснуть за бесплатно. Выручишь такого в безысходном его положении — он после по гроб жизни благодарен будет, если, конечно, совсем не сопьется с круга. Сколько людей — столько и подходов.

Рано утром, когда Петр вышел из трактира и направился к Дюжеву, Бочановская только еще начинала укладываться спать. Из окон еще долетали несвязные песни, звенела битая посуда и висел истошный крик: «Машка, курва, зарежу тебя за твою измену!» Но все это звучало уже вполсилы, на исходе.

Предупредить Дюжева о разбойном налете Петр успел, даже наполовину открыл свои карты перед Тихоном Трофимовичем, но к задуманной цели ему и шага не удалось сделать: разбойники ушли, а у того, который остался, уже ничего не выспросишь. И на следующий день, после гостеприимной ночевки в дюжевском доме, Петр оставил хозяину записку, а сам снова отправился в трактир к Бабадурову, стараясь быть как можно незаметней на Бочановской улице, чтобы не налететь на ненужное сейчас приключение.

Бабадуров, узнав о том, что произошло в дюжевском доме, только встряхивал рыжей, лохматой головой, как конь гривой, и шлепал себя ладонями по коленям:

— Ай да Боровой! Силен, бродяга! Хряп — и копылки врозь?! Строгий мужик!

Повосхищался, пошлепал себя по коленям и подвел, как аккуратный писарь, черту:

— И остались мы с тобой ни с чем. Как цыган с недоуздком. Ладно, ты пока отлеживайся, а я пойду свою бестолковку чесать. Может, чего и придумаю.

Но, видно, не пришлось долго чесать Бабадурову свою большую голову. Судьба сама навстречу летела. Точнее сказать, чиновника Тетюхина посылала, как дурную летучую бабочку на костер.

Появился Тетюхин под вечер, бледный и мятый, будто с перепою. Заказал, как обычно, Сергею ужин для себя, но к разносолам так и не притронулся, только хлебал чай без меры да потел, вытирая лицо и лысину большим клетчатым платком. То и дело поглядывал на дверь, ждал кого-то, но так, видно, и не дождался.

— Эй, милок, — окликнул Семена, — возьми-ка с меня.

Рассчитался, щедро дал на чай и обреченно вздохнул:

— Проведи-ка меня к хозяину.

К хозяину, так к хозяину. И Тетюхин предстал перед Бабадуровым. Начал издалека, аж с Базарной площади, где, по его словам, побывал сегодня утром и подивился, что цены на мясо опять безобразно вздули. Бабадуров, склонив голову, целился кривым глазом мимо Тетюхина и шлепал себя по коленям — таким образом разговор поддерживал, тоже досадовал на дороговизну. С Базарной площади Тетюхин незаметно подъехал к трактиру, похвалил Степана Иваныча за хватку и за доброе ведение дела, сочувствие выразил, что в такие времена коммерция тяжело дается, ведь на все расходы нужны, а доходы — не такие, как задумывалось. И в конце концов, попетляв, попетляв, выбрался — для большой коммерции, которой Бабадуров достоин, и капиталы нужны немалые.

— Не говори, — стал плакаться Бабадуров, делая вид, что крючок, подброшенный Тетюхиным, он уже заглотил, — хотел еще одно заведенье открыть, да куда там! Подсчитал, в какую копейку встанет, и слеза капнула. Мне таких капиталов сроду не собрать.

— А я бы смог пособить, только мне помощь твоя нужна, Степан Иваныч. Выручи меня из тяжелого положения, я тебя и деньгами отблагодарю, и протекцией. Люди мне для одного дела нужны, ох, как нужны…

— Да людей у нас… — начал было Бабадуров, но Тетюхин его перебил:

— Особые нужны люди, Степан Иваныч, такие, которые к тебе заглядывают.

— Это какие же? — продолжал валять Ваньку Бабадуров.

— Рисковые! — твердо ответил Тетюхин. — Такие, чтоб сам черт не брат.

— Ха! — вскинулся Бабадуров. — Рисковые. У нас тут, считай, каждый второй рисковый: зазеваешься — они и рискнут. Без штанов по миру пустят!

И еще добрых полчаса топтались они вокруг да около, пока, наконец, не выяснилось: из Томска выходит этап и надо одного каторжанина с этого этапа вызволить.

Вытянув нужное, Бабадуров долго еще отнекивался, после согласился и начал яростно торговаться. Тетюхин до того на пот изошел, что с клетчатого платка, как с половой тряпки, капать стало.

Сторговались, ударили по рукам, и той же ночью Петр выехал из Томска в Оконешниково.

— А что в Оконешниково было, ты своими глазами видел, Тихон Трофимыч.

— Так чего же им от меня надо-то? — хриплым голосом вскричал Дюжев, так громко, что даже Игренька стриганул ушами.

— Вот теперь и спросим у Хайновского с Тетюхиным. Про все спросим.

— А Тетюхин-то где?

— Бабадуров обещал доставить в нужное место. Вместе с потрохами.

До нужного места добрались уже под утро. Светало. На узких прогалах между высоких сосен золотом вспыхивала паутина, принимая первый солнечный свет; яркая зелень травы окутывалась прозрачной дымкой, вытягиваясь к небу, и в этой теплой, млеющей благодати перекликался на разные голоса разнобойный птичий хор. Притомившийся Игренька осторожно, чутко ставил копыта и, наклоняясь, успевал срывать мягкими губами верхушки цветущего кипрея.

В конце прогала открылась поляна, и Тихон Трофимович, привстав на облучке, пробормотал:

— Ого, да тут целое собранье…

На поляне шаял прогоревший за ночь костер, стояли две подводы, упираясь оглоблями в землю, а выпряженные и стреноженные кони лежали неподалеку и первыми почуяли гостей, подняли головы. Тут же над костром выпрямилась высокая фигура, и бродяга, которого еще издали узнал Петр, привычно сунул под мышку приклад ружья.

Петр первым соскочил на землю, прошелся по поляне, разминая затекшие ноги, и только после этого приблизился к пустым телегам: у одной к колесу был привязан Хайновский, а у другой — Тетюхин.

— А этого кто привез? — спросил Петр у бродяги, показывая на Тетюхина.

— Да парень какой-то, — бродяга подошел к овчинной полсти, из-под которой торчали щегольские сапожки, и ткнул стволом ружья: — Подымайся, хватит дрыхнуть!

Из-под полсти показалась лохматая голова Сергея. Он сел и разлепил опухшие после сна глаза, долго смотрел на Петра, на Дюжева, на бродягу и, оглядев их всех по очереди, сладко, со всхлипом, зевнул, на подбородок даже слюна скатилась. Потянулся и вскочил на ноги, бодро сообщил: