Кортес - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Ишков cтр.№ 73

Жрецы доброжелательно выслушали его. Никто из стариков не вспылил, не обрушился на святотатца, посмевшего покуситься на самое главное, что было у ацтека — на веру, что в каждой войне проявляется божественный промысел, что ведется она не на земле, а на небе, и долг каждого ацтека содействовать победе Уицилопочтли. Всякое вооруженное столкновение укрепляло мировое равновесие, оно производилось в честь богов, по их желанию и повелению. Люди, двуногие твари, не более, чем исполнители их воли. Война доставляет пищу богам, они вкушают сердца храбрейших, с удовольствием принюхиваются в ароматному запаху крови.

Все это они объяснили молодому Куитлауаку и другим, поддержавшим его военноначальникам, среди которых особой статью выделялся двоюродный племянник Мотекухсомы Куаутемок. Именно он решительно и страстно выступил в поддержку Куитлауака.

Жрецы ненавязчиво осадили его.

— Ты молод, — сказал главный жрец Кецалькоатль Тотек-тламакаски, потом он обратился к главнокомандующему. — Поступить подобным образом, значит, вконец рассориться с нашим покровителем Уицилопочтли. На что мы можем рассчитывать, если наши боги напрочь отвернутся от нас?

— На храбрость наших рук, на боевой опыт, на историю и традиции. На разум, наконец! — воскликнул Куаутемок.

— Это слишком хлипкая опора, — ответил жрец.

— По крайней мере одним тласкальцем можно пожертвовать? — спросил Куаутемок. — Хотя бы одного-единственного испанца можно оставить в живых?

Жрец вопросительно глянул на молодого вождя.

— Нам очень необходимы свои глаза и уши в стане чужеземцев. Мы должны заранее знать о каждом их шаге. Среди пленных всегда найдется человек, готовый на все ради сохранения жизни.

— Тем самым мы насмерть оскорбим Уицилопочтли. Сохранение жизни жертвенному пленнику — это даже не коварство, не военная хитрость. Это глупость!.. Позволить, чтобы бог-колибри усомнился в чистоте наших намерений?.. Нет, на это мы не имеем права пойти.

* * *

До самой полночи к Мотекухсоме один за другим шли гости. Первым навестил его патер Ольмедо. На этот раз он не стал склонять тлатоани к принятию христианства, обосновывая необходимость подобного поступка рассказами из священного писания и картинами ада, который ждет упорствующего в грехе язычника. Патер Ольмедо был разумный человек и давным-давно подружился с Мотекухсомой. Ему нравился этот заблудший правитель с безыскусными и наивными представлениями о власти, божественной благодати, которой он якобы помазан, о каре небесной, ожидающей всякого, кто изменит своим богам. Священник старался поддержать его в трудные минуты. Конечно, не без надежды на принятие христианства, но сам с собой Ольмедо не желал лукавить. Поступить так Мотекухсома способен только из трусости, из постыдного желания сохранить жизнь. Такие люди никогда не способны вызвать симпатию. В упорстве тлатоани было более благородства, чем в лукавом принятии чужой веры.

На этот раз патер сразу признался, что положение отчаянное, и если правитель не хочет видеть свой город окончательно разрушенным, он должен усмирить своих подданных. Найти компромисс… Об этом его просит и Кортес.

— Никаких дел с Малинцином у меня больше быть не может, — отрезал Мотекухсома. — Слышать о нем не желаю! Я хочу умереть — в этом я, надеюсь, волен? Я не могу видеть, до какого унижения готовность служить ему довела меня.

Следом с той же просьбой к Мотекухсома обратился явившийся засвидетельствовать ему свое почтение Кристобаль де Олид. Ответ был тот же. Тогда Ольмедо и Олид вдвоем принялись уговаривать правителя. Тот не пожелал менять решение. Наконец аудиенцию попросила донна Марина — слуга так и представил её, и удивленный Мотекухсома решил посмотреть на рабыню, которая решила, что может считать себя ровней самым знатным фамилиям кастилан.

Марина не стала тратить времени на любезности — повела речь жестко, коротко. Объяснила, что её не интересует погибающий город. Горе и месть ацтеков касаются её только в той степени, в какой они угрожают её бессмертной душе. Она не желает погибать на жертвенном камне. Боялась этого в детском возрасте, пугалась и позже, когда её с веревкою на шее привели в Сеутлу. Тряслась от страха и в ту пору, когда попалась на глаза купцу из столицы, который обрадовал её новостью, что она по всем статьям подходит для священной жертвы Шипе Тотеку. Ее должны были доставить в Теночтитлан, где бравые ацтекские жрецы ловко бы сняли с неё кожу, напялили на себя, ещё дымящуюся от крови, и принялись танцевать, вымаливая у Шипе богатый урожай.

Мотекухсома помрачнел.

— Это не нами придумано. Это воля богов.

— А владетель Тескоко Несауалкойотль утверждал, человеческие жертвы противны богам. Они создали людей себе на радость…

— Это страшная ересь! — глухо сказал Мотекухсома.

— С точки зрения бывшего жреца Уицилопочтли — да. Но для последователя Несауалкойотля вера в разум Кецалькоатля, его доброту и любовь, как воплощение вселенской любви — это верная дорога к свету. К пониманию величия Иисуса Христа, Господа нашего, пославшего когда-то в наши края своего верного апостола Фому.

— Послушай, женщина, — усталым голосом отозвался тлатоани. — Подобные сказки я уже много раз слышал из уст жреца Ольмедо. С ним я позволил себе поспорить, но спорить с рабыней!.. Первое время, глядя на тебя, я жалел, что боги так неразумно распорядились твоей судьбой. Твое место было в моем доме, я бы прислушивался к твоим советам. Но теперь я пою хвалу Тескатлипоке, что твои ноги миновали порог моего жилища, что запах твоей кожи не коснулся моих ноздрей. Наблюдая за тобой, я осознал безмерную, неподвластную человеческому разуму мудрость, скопившуюся на небесах — белые люди называют эту силу судьбой. Не даром наши боги с такой тщательностью оберегали Мехико от твоих лукавых речей. Они забросили тебя на юг, в страну майя. Там, среди мрачных болот, в толпе колдунов и святотатцев, твое место. Я вижу тебя насквозь. Увидел я и твое будущее. Белые люди скоро начнут чураться тебя. Ты останешься одна, будешь молить о прощении, в котором тебе откажет твой бог, а потомки ацтеков станут называть твоим именем всякого, кто предаст свой народ.

— Не сомневаюсь, — ответила Малинче, — но я верю, что до ссудного дня мне удастся вымолить прощение у Девы Марии, а суд дрянных, жестоких, темных людишек мне не страшен. Пусть называют как угодно, лишь бы помнили. Так вот, чтобы все шло своим чередом, ты, великий правитель ацтеков, сын победоносного Ашайякатла, внук доблестного Мотекухсомы I, прозванного «Гневным», завтра обратишься к своему народу с требованием сложить оружие.

Мотекухсома улыбнулся.

— Этого никогда не будет. Ты плохо меня знаешь, женщина.

— Я хорошо знаю тебя, великий владыка. Если бы я, когда мне было тринадцать лет, переступила порог твоего дома, сейчас ты уже забыл бы о Малинцине и был бы готов отразить нашествие белых пополокас со стороны Восточного моря. Но ты ничего этого не сделал, а Малинцин выполнил все, что обещал, поэтому я с радостью служу ему и его народу. Завтра ты взойдешь на стену и обратишься к своему народу с требованием сложить оружие.