Поняла она, что страстно Бишр любил ее.
И возрос десятикратно страстный пыл ее.
Нежно Бишра обласкала женщина. А там
Вышел он из дома по своим делам.
Он по вере и закону с нею в брак вступил.»
Стихи Низами настроили персов на философский лад. В молчании они выпили по второй чашке зеленого чая, затем — по третьей. В конце концов, Али-Хабиб высказался в том смысле, что нет ничего вечного в нашем подлунном мире и, следовательно, любовь к женщине из стана кяфиров, как бы красива она ни была, со временем пройдет сама собой. Более того, настоящий мужчина не должен думать об этом. Его задача — найти себе подходящее дело и заработать много денег. Тогда он сможет купить себе любую красотку, и она будет счастлива отдаться за богатую, обеспеченную жизнь в его доме.
Игарри вежливо поблагодарил дядю за мудрый совет. Приказчик Бехруз пошел провожать его до дверей и там, загадочно улыбаясь, передал записку с адресом и именем какой-то женщины.
— Откуда ты ее знаешь, Бехи? — удивился переводчик.
— Она тебе поможет. Но — за деньги, — подмигнул ему приказчик. — С лица тоже ничего, зато телом широка и бела. С ней все будет просто.
Вооруженный такими наставлениями, сын серхенга Резы покинул заведение родственника в мрачном расположении духа. Записку с адресом проститутки он порвал и выбросил, а по дороге в гостиницу поминал Али-Хабиба недобрым словом.
И то сказать, в семье к тому относились не очень-то почтительно. В отличие от трех старших братьев, он, с детства слабый здоровьем, после медресе не пошел служить в армию шаха, а устроился приказчиком к купцу-курду, торговавшему восточными товарами в странах Западной Европы. Тут природная его изворотливость, смекалка и хитрость пришлись кстати. Затем, после смерти родителя получив часть наследства, он выкупил у хозяина один магазин, повел дела самостоятельно и достиг успеха. Однако чего стоит торгашеская хватка в сравнении с доблестью воина, верой и правдой служащего своему государю?..
Официантка немедленно подошла к столику княгини Багратион и подала меню. Екатерина Павловна уже знала, что в Персии кофе практически не пьют и потому заказала чай, порцию шоколадного торта для Игарри и две рюмки «бехеровки», чешского ликера, который здесь подавали с ломтиками апельсина, обсыпанными корицей.
— Что-то вы не веселы, друг мой, — сказала красавица переводчику.
— Вроде бы всем я должен быть доволен, — печально отвечал ей молодой перс. — Переговоры в Париже закончены, наша дипломатическая миссия возвращается на родину. Посол Хуссейн-хан безгранично мне доверяет, сослуживцы уважают. Вена — прекрасный город, поскольку здесь я встретил вас и вашего замечательного супруга.
— И где же повод для огорчений?
— Только в чувствах, в неисполнимых желаниях, кои могут причинять боль сердцу.
— От многих болей на Земле уже изобрели лекарства.
— От любви тоже? — он со значением взглянул на нее.
— О нет! — княгиня улыбнулась. — Любовь — болезнь особая.
— Стало быть, вы согласны со мной?
— Конечно, согласна.
— Наши поэты с древнейших времен слагают стихи о любви, — продолжал переводчик. — Сколько ласковых слов, сколько возвышенных сравнений, сколько чудесных образов!
Вот, например, поэма жителя старинного города Гянджа достопочтенного Низами. Она называется «Семь красавиц».
Так он решил поступить еще вчера, выслушав несносного Бехруза. На первом свидании надо говорить с возлюбленной о поэзии. Ему, по крайней мере, будет легче. Лучше воспользоваться чужими мыслями, отточенными великим мастером, чем излагать собственные, весьма несовершенные. Возможно, в его устном переводе с фарси некоторые фразы поэмы Низами прозвучали не столь выразительно. Однако он не спал полночи и искал в словарях наиболее подходящие слова.
Екатерина Павловна, помешивая ложкой чай, внимала рассказу с самым серьезным видом. Ей уже было ясно, что первая цель достигнута. Молодой перс попался в сети, как неоперившийся птенец, недавно вылетевший из гнезда. Не нужно спешить, не нужно ничего усложнять, заигрывая с ним, завлекая, намекая на нечто большее, чем совместное чаепитие в «Демель». Он пойдет за ней в любом случае, ибо чувства его сильны и первозданны.
— Прелестно, друг мой! — она подняла на него восхищенный взгляд, когда он замолчал. — Правда, похожий сюжет мне встречался при чтении арабских сказок «Тысяча и одна ночь».
— Там все изложено коротко и сухо, — возразил Игарри, придвигая к себе тарелку с изрядным куском шоколадного торта, принесенную официанткой.
— Забавляет, как восточные сочинители трактуют характеры женщин, — продолжала Екатерина Павловна. — Обычно они воспевают их красоту и никогда не говорят о душе.
— Она не имеет значения, — переводчик погрузил ложку во влажный, пропитанный шоколадом корж.
— Почему? — удивилась красавица.
— Законы шариата, — пояснил он. — Женщина — лишь товар, и за него платят немалую цену. Потом она попадает в гарем — пространство, отгороженное от жизни высокой степной. Что ей нравится или не нравится — никого не интересует. За проступки и непослушание в гаремах сильно наказывают плетьми.
— Вашу матушку тоже били? — вдруг спросила княгиня Багратион.
Сын серхенга Резы сразу помрачнел и некоторое время занимался десертом, разделяя его на маленькие квадратные кусочки, но затем поднял глаза на собеседницу и все-таки ответил:
— Да. Один или два раза, когда она вступалась за свою младшую сестру Анастасию, сразу после их пленения в Астабаде.
— В чем состоял проступок Анастасии?
— Она не хотела возлечь на брачное ложе с моим отцом.
— А потом?
— Все равно она считалась его наложницей, и он взял ее силой, при помощи евнуха. Только кончилось это плохо. Анастасия родила ему мертвого ребенка и вскоре умерла.
Отнюдь не восточные сказки, приторно-слащавые, украшенные пышными цветами персидского красноречия, желала слушать сегодня Екатерина Павловна, но правдивое повествование о биографии переводчика, его семье и службе, тревогах и заботах. Это помогло бы выстроить ей дальнейшую игру с этим задумчивым любителем стихов, прибывшим в благоустроенную Европу из безводных закаспийских пустынь.
Словно бы следуя мысленному приказу княгини, Игарри заговорил. Может быть, он давно ждал этого часа полной свободы от жестких требований, предъявляемых ему послом Хуссейн-ханом. Может быть, давно надеялся встретить на чужбине такого собеседника: совсем неизвестного его сослуживцам, позавчера — малознакомого, вчера — ставшего близким. Прекрасные серые глаза Екатерины Павловны внимательно следили за малейшей переменой выражения на его лице. Он вспоминал что-то печальное — и они туманились от грусти. Он шутил — и веселые искорки вспыхивали в их глубине. Он серьезно рассуждал о людях и событиях — и раздумье облаком опускалось на чело его возлюбленной.